Аргонавты

В обратный путь Персей пустился в прямом восточном направлении, следуя дуновению Зефира, имея полуденное солнце уже не сбоку, а прямо перед собой. Летел он над бурыми утесами, над выжженными нивами, через сухую поверхность которых изредка прорывались пучки зеленовато-серой, по-видимому очень жесткой травы. Незнакомые Персею звери оживляли местами эту немую пустыню, но от этого оживления становилось еще тоскливее на душе. «Здесь,- подумал Персей,- область гнева Матери-Земли». Было невыносимо жарко; если бы не сила, которую он добыл в гипорборейском саду, он бы изнемог в пути и стал бы добычею этих зверей, протяжный, голодный вой которых оглашал безотрадную страну.

Но вот пески кончились. Цепь обнаженных гор, затем спуск в новое, земное царство бесчисленных пальм и наконец - море. Море! Сладко затрепетало его эллинское сердце при виде этой родной стихии. Iеперь надо держать путь к северу, вдоль береговых утесов.

Но что это? На одном из них, у самого моря, какое-то дивное изваяние: образ женщины, девушки, прикованной к скале. Ему припомнился сад Медузы и его страшные статуи. Но нет, в этой ничего страшного не было. Спустившись осторожно на стороне, он подошел к мнимому изваянию.

Она подняла голову и посмотрела на него так жалостно, так умоляюще, что у него сердце дрогнуло.

Дева,- сказал он,- кто ты? И почему ты прикована к этой пустынной скале?

Зовут меня Андромедой,-- ответила дева,- я дочь Кефея, царя этой эфиопской страны. Моя мать Кассиопея похвалялась, что она красотой превосходит Не- рену. Разгневались резвые нимфы морских волн, вывели из глубины самое страшное из всех чудовищ, они наслали его на нашу страну. Много настрадались от него эфиопляне, царь послал вопросить оракул Зевса - Аммона в оазисе ливийской пустыни, и тот ответил, что чудовище успокоится не раньше, чем ему буду отдана на пожирание я. И вот меня приковали к этой скале. Царь обещал мою руку тому, кто сразится с чудовищем и убьет его, он надеялся, что его младший брат Финей, мой жених, исполнит этот подвиг. Но, видимо, и ему жизнь милее невесты, он скрывается, а чудовище вот-вот должно явиться за мной.

- И пусть скрывается,- весело крикнул Персей.- Для меня это не первое чудовище, и ты, дева, невеста моя, а не его.

Действительно, поодаль от скалы, к которой была прикована Андромеда, послышался шум разбивающихся о берег волн и глухой, зовущий рев, точно от целого стада разъяренных быков. Персей мгновенно поспешил туда. То, что он увидел, наполнило бы его душу страхом, если бы не та чудесная сила, которая в нее проникла в раю гиперборейцев. Огромная волна бросилась на скалистый берег, заливая его на далекое расстояние, когда она отхлынула, на берегу остался исполинский змей. Оглянувшись несколько раз кругом и набрав воздух через вздутые черные ноздри, он решительно повернул в сторону Андромеды. Но Персей столь же решительно преградил ему путь,- и начался бой не на жизнь, а на смерть. У витязя не было ничего, кроме его серпа, а для того, чтобы действовать им, надо было подойти совсем близко к чудовищу. А оно его не подпускало, грозя ему то своей страшной черной пастью с тройными рядами острых зубов, то своими могучими лапами, то своим извивающимся хвостом, удар которого способен был прошибить скалу, а не то что человека. Отчаявшись приблизиться к нему с земли, Персей на своих крылатых сандалиях поднялся на воздух, но и это ему не помогало. Сам он, правда, был вне опасности, но змея и оттуда поразить не мог: его спина была покрыта чешуей прочнее стали - герой скорее разбил бы свой серп, чем причинил бы ему малейшую царапину. Убедившись в бесплодности попыток своего противника, змей перестал обращать на него внимание и продолжал свой путь к скале.

Это-то и погубило его: не чувствуя боле его глаз, обращенных на себя, Персей подлетел и ловким ударом отсек ему лапу. Заревело чудовище от боли; забыв об опасности, оно подняло голову вверх, обнажая этим свое самое чувствительное место - мягкое горло. Этого и ждал Персей. Опустившись внезапно на землю, он в один миг перерезал ему гортань. Кровь хлынула и из раны, и из пасти, чудовище еще билось некоторое время, беспомощно ударяя хвостом об окружающие утесы, и затем испуганно испустило дух.

Оставив на песке бездыханное тело, Персей подошел к скале, освободил Андромеду и отвел ее домой, требуя, чтобы родители немедленно отпраздновали свадьбу. У тех чувства были смешанные. Радость по поводу спасения дочери была приправлена грустью, из-за предстоящей вечной разлуки с ней. Тем не менее Кефей, верный данному слову, созвал через гонцов гостей на свадебный пир.

Пришли все: вначале им не люб был заморский жених, но он был так прекрасен, так приветлив, что они стали уговаривать царя всеми мерами задержать его в стране, благо у него самого сыновей нет.