— Что-то ждет их там, на луне, к которой они стремятся?
Внутри ракеты было поразительно тихо; в тишине раздавался лишь мягкий ритмический стук хронометра и сонное дыхание спящих…
На одну секунду Елена с изумительной отчетливостью вообразила себя висящей между двумя мирами в этой маленькой стальной коробке, мчащейся с необозримой скоростью в неведомое; она ощутила на мгновенье свою страшную оторванность от городов, от земли, от живых людей… Она вспомнила Париж, явственно увидела Елисейские поля, услышала шум, движение экипажей и говор толпы, подумала, что никогда больше, может быть, этого не увидит и не услышит, представила себе, что она одна, безгранично одна в ужасающем безмолвии пространств, и ей стало страшно; жуть, как в детстве при чтении страшной сказки и рассказа о мертвецах и привидениях, прокрадывалась в мозг, острыми иглами щекотала спину, укалывала тело…
Вот распадаются тонкие хрупкие стены ракеты, и она, Елена, падает в пустоту…
Она видела, как падает ее тело, она судорожно ищет воздух в безвоздушьи…
Невообразимый жестокий холод зажимает сердце… Вот маленьким ледяным комочком несется без конца, будет носиться ее тело в пространстве…
И ее передернуло: — ракета показалась ей гробом, а спящие Горянский и Мукс похожими на трупы…
Да, несомненно, — они обречены, — возврата нет!
Куда и зачем понесло их в пустоту, куда-то на далекую луну?
Ведь это возможно только в детских фантастических романах; кому и зачем это нужно?
Разве плохо простое скромное счастье там, на земле: просто жить, как все, — любить, — иметь детей от него; она представила себе, что у нее — маленький, и лицо ее потеплело…
К чему же эта гордость мыслей, эти взвивы и взлеты, при которых так легко, так неизбежно погибнуть?.. Нужен ли вообще весь наш прогресс, вся цивилизация, вся наша техническая культура, — ведь ракета — лишь звено в цепи изобретений; — прибавят ли они простой человеческой радости хоть на йоту?
Елена взглянула в лицо спящему Горянскому и вдруг почувствовала, что ее сомнения распадаются, как карточный домик…
Она вдруг, как-то сразу, представила себе, что здесь вот, рядом с нею, в этой маленькой железной клетке, затерянной в пустоте, на плюшевом диванчике лежит и дышит живой гений.
Да, это — не только ее Володик, большой, картавящий, ласковый, немного несуразный, который целует и обнимает и с которым так сладко и хорошо во время последних стыдных ласк; это не только — теплое живое тело, к которому истомно ночью прижаться, это еще — гений!..
Да, гений!..
Возможен ли он?
Перед глазами Елены — вереницы безумных, кидающих вызов за вызовом неодолимой стихии:
Первая искра… огонь… первый топор… первый рычаг… приручение животных… пар… первая паровая машина…
Уадс… Стеффенсон… Фультон… Эдиссон…
Пароходы… паровозы… аэропланы…
Рельсы и провода, опутывающие землю…
Гигантские башни и кружевные мосты…
Электричество, радио и все величие, вся мощь современной техники и культуры: библиотеки, музеи, груды картин и статуй, изящные платья, красивая вкусная еда; свет и тепло в жилищах…
Книги… много книг… а в них такие изящные, такие красивые мысли, такие образы, такие песни о любви, от которых жить и радоваться еще слаще…
Театр; создания творческой прихоти, оживающие на сцене, объединяющие толпы в один порыв, в одно великое наслаждение искусством, идеей, ослепительной и острой, возносящей личности, и двигающей массы…
Стройные изящные системы мыслей, похожие на величественные замки…
Гений! Да, — гений!..
Он наполняет вкусом и смаком жизненные игры, он вливает смысл и увлечение в мерцание будней…
Гений и объединенный труд миллионов создали все богатства, всю радость мира!
Гений, — да! — С ним не страшно!.. даже здесь, в этой маленькой ракетке, которая, вскинутая с ослепительной дерзостью, мчится к луне…
Жена гения!..
Великая гордость наполнила сознание Елены; — да, — она жена гения, — не просто женщина, не просто жена, любящая и любимая, как тысячи любящих, рождающих детей и умирающих бесследно, — нет, она подруга творящего, она — соратница титана, и в ее преданности, в ее поцелуях, простых и обычных, как у всех, есть частица высокого творчества…
Ее забота и любовь подвинут человечество в более благородные игры…
Сладко не только любить, как все, но и быть соучастницей игры, изумительной, дерзостной и блестящей!..
Страх исчез из сознания Елены: любовь, надежда, вера в победу и достижения, и упругая мальчишеская бодрость, дерзкая, чуть озорная, — всколыхнули мозг и тело…
Елена с вызовом взглянула на уменьшавшийся в окне земной диск:
— «Погоди… погоди, земля! Мы еще заставим, заставим тебя двигаться по нашей прихоти!..
Пусть погибнем! — радостно и вкусно мгновение гениального взвива…»
Тихо подошла Елена к Горянскому и осторожно, чтобы не разбудить, и нежно поцеловала его высокий изящный лоб:
— «Спи, милый! — Я, маленькая и слабая, помогу, помогу тебе повернуть колесо мира…»