Аргонавты вселенной

— Странно, странно… неужели яд от укуса пошел именно вверх? Ну, все равно, нужно как можно быстрей возвращаться к кораблю. Там посмотрим. Ты сможешь идти?

— Попробую.

Перемогая боль, хромая и припадая на левую ногу, Василий пошел вперед. Странная жгучая боль не унималась. Гуро поддерживал Рыжко под руку, он вынужден был двигаться медленно, отказавшись от своей обычной быстрой и спокойной походки. Василий пытался подавлять стон, но иногда он все же прорывался. Тогда Гуро крепче поддерживал его а ободрял:

— Мужественней, мальчуган, мужественней, уже недалеко!

А вокруг странным голубым сиянием светились, вспыхивая и угасая, таинственные камни — еще одна загадка природы неизведанной планеты, которая на каждом шагу готовила путешественникам новые и новые приключения…

ЧТО ТАКОЕ ИНФРАРАДИЙ

Все плыло и качалось перед полуоткрытыми глазами Николая Петровича. Будто бы он в ракете, будто бы возле него Сокол, тревожно поглядывающий на него. И Гуро… но что делает Гуро, зачем он тянет руки Николая Петровича, как-то странно расправляет их?.. А вот и Василий… значит, — он вернулся? Но почему он лежит и тоже так тревожно смотрит?..

— Подождите, — слабым голосом сказал Рындин. — Что это такое? Как я попал сюда? Ведь я же упал там, у скалы… а дальше…

Мысли путались. Однако Рындин опять вспомнил:

— Василий, дружок мой, — воскликнул он взволнованно, стараясь поднять руки и протянуть их к Рыжко. — Вы здесь?.. Значит, все в порядке? Какое счастье, как хорошо!..

Он снова закрыл глаза. Во всем теле чувствовалась такая слабость, такая истома, какие бывают разве что после тяжелой болезни.

Успокаивающий голос Гуро произнес:

— Все, все в порядке, Николай Петрович. Мы с Василием только что возвратились. Встретились в одной пещере, куда он упал.

— А почему ж так долго? — утомленно спросил Рындин. Гуро усмехнулся:

— Там, знаете, были некоторые неприятности. Пришлось немного подраться с одной животинкой. Ну, мы ее одолели и вот вернулись.

Рындин тихо пошевелил концами пальцев. Мягкая усмешка появилась на его утомленном лице.

— И у нас с Вадимом было нечто подобное… и у нас… должно быть, он уже говорил вам об этом пауке…

Василию впервые приходилось видеть старого Николая Петровича в таком состоянии. Юноша забыл про свою боль, забыл про свой бок, который жгло чем дальше, тем сильнее. Он едва одерживал себя, чтобы не броситься к Рындину, так хотелось ему помочь старику, облегчить его положение. Но Василий помнил слова Гуро:

— Как можно меньше разговоров. Николай Петрович очень утомился, такие истории не проходят легко для человека, особенно — такого возраста, как Николай Петрович. Пожалуйста, веди себя с ним так, как будто ничего и не случалось.

Гуро говорил это, старательно растирая тело Рындина, уже начавшее проявлять признаки жизни. До этого охотник сурово молчал, энергично делая Николаю Петровичу искусственное дыхание. Василий, лежавший в гамаке, видел, как дрожали руки Сокола, который подавал Рындину по приказанию Гуро кислород из баллона. Лишь по временам Гуро коротко бросал:

— Больше кислорода! Так. Еще! Да пожалуйста быстрее. Нужно было раньше думать о возможности этого. Разве я не просил вас не выходить из ракеты без оружия?.. Еще кислорода!

Так продолжалось долго. Казалось, что уже не удастся вернуть Николая Петровича к жизни. Василий боялся дышать, видя перед собою безжизненное лицо академика — синее, с закрытыми главами. Про свою боль он забывал. Да и что такое была эта боль, когда перед ним лежал человек, который не дышал, который был почти мертв, его любимый Николай Петрович!..

Он помнил, как ему вдруг пришлось собрать все свои силы, чтобы пересилить конвульсивное дрожание подбородка и не дать хлынуть бурным слезам. А зато после, — как захотелось ему вдруг прыгать, танцовать и петь, когда с лица Николая Петровича постепенно начала исчезать зловещая синева, когда впервые пошевелились его губы, едва заметно приоткрылись глаза… Николай Петрович оживает, он почти воскресает!..

Василий помнил, как Гуро, облегченно вздохнув, сказал:

— Довольно кислорода. Хватит!

Еще несколько минут — и вот Николай Петрович заговорил.

Теперь академик спокойно лежал на одеяле. На лице его играла утомленная, но радостная улыбка. Все, все было хорошо. Все живы, здоровы, все здесь. И главное, Василий.

— А я чуть было не задохнулся, товарищи, — произнес наконец он.

Гуро проглотил усмешку. Чуть не задохнулся!.. Это говорит человек, которому почти целый час пришлось делать искусственное дыхание!

— Зато теперь все идет отлично, Николай Петрович, — ответил он и задумался: о чем бы таком нейтральном поговорить со стариком? О таком, что не тревожило бы Николая Петровича, а наоборот, заставило бы его забыть обо всех опасностях и его собственных переживаниях?