Argumentum ad hominem (СИ)

— Скоро ты начнешь засыпать и просыпаться по моему разрешению, и никак иначе. Но я с удовольствием приму на себя сей неблагодарный труд.

Любопытно, сколько диагнозов мог бы ему насчитать практикующий психиатр? Думаю, одной руки для счета не хватило бы.

— Насчет всего этого, — взмах в сторону аппарата и капельниц. — Не беспокойся. Твоё тело в полном порядке. Что же до головы… Гипоксия могла сказать свое слово, несомненно. Правда, ты и прежде был непроходимо туп, так что разница вряд ли будет заметна. Да и дрессировка пройдет проще. Хотя трудности я только приветствую.

Ещё одно касание. Если судить визуально, где-то в области скулы.

— Но кто ж мог предположить, что ты окажешься настолько податливым?

Я старался, вообще-то. Только что не втягивал песню в себя. Хотя полная капитуляция ощущалась тошнотворно неправильной. Настолько, что реально блеванул.

— Маргарите даже пришлось оборвать песню раньше срока.

А вот это хорошая новость. И дело даже не в том, что у людей на станции стало больше шансов выжить. Главное, блондин заглотил наживку. Конечно, эта наживка потом очень долго и мучительно будет приходить в себя, но… Наверное, дело того стоило.

— И раз уж ты так близко подошел к финальной черте, пускать процесс на самотек больше нельзя.

По моим ощущениям, я уже пересек все черты, какие только было можно. А потом вернулся обратно. И снова. Пересек.

— Десерт будет просто великолепным. Маргарита готовится, не покладая сил.

Та сонга, которая чуть не уморила несколько сотен и меня заодно, будет добивать? Хорошо. Лучше, чем можно было бы надеяться. Потому что я уже немного знаком с её творчеством.

— Ах да… Ты же не понимаешь, о чем речь. И это слегка портит послевкусие.

Прошелся вокруг кресла, ненадолго исчезая из вида.

— Как ты мог бы догадаться… Хотя, какое там. Но наверняка должен был заметить, что отличаешься от других людей. Я тоже отличаюсь. И есть ещё много тех, кто подобен тебе и мне. По крайней мере, потенциально.

Эта новость уже похуже. Некоторое множество себя я бы ещё принял. С оговорками, сожалением и опаской, конечно. Но знать, что в мире живет пусть даже всего десяток таких самодовольных убийц…

— Как и у песенниц, наш дар, заложенный природой, начинает проявляться лишь со временем. Иногда раньше, иногда, как в твоем случае, уже за всеми сроками. Было удивительно узнать, что ты вообще начал восхождение.

А мне-то как было… удивительно, бл.

— Каждый человек способен воспринимать песни. В какой-то мере. В лучшем случае, на уровне тех средств, которыми пичкают спортсменов, получая кратковременную прибавку сил. Пилюли, микстуры, инъекции… По большому счету, песни для обычных людей ничем не отличаются от медицинского вмешательства. И пользы приносят ровно столько, сколько сам человек ждет от такой таблетки. Если она вообще не встанет комом в горле.

Все-таки, некоторые слова ему лучше не стоит упоминать. Потому что ощущений у меня сейчас маловато, но мысли-то пока никуда не делись.

— Песня — это не более, чем ресурс. Если не умеешь его использовать, получится что-то вроде забивания гвоздей микроскопом. Если умеешь… А мы — умеем.

Присел рядом, облокачиваясь о моё бедро.

— Все инструменты у нас имеются изначально. От природы. Но ими все равно приходится учиться пользоваться. И как ты понимаешь, не на манекенах.

Во всей его болтовне меня занимало сейчас только одно: услышу ли хоть что-то полезное до того, как назначенная сонга придет по мою душу, или нет.

— Первые пробы всегда заканчиваются плачевно. Для второй стороны, естественно. Когда связь устанавливается впервые, это похоже на взрыв, из которого рождается вселенная.

Вот что-что, а взрыв точно был. Только натуральный. Безо всяких иносказаний.

— Столько новых ощущений… И хочется заполучить все. Разом.

Помню я эти ощущения. Что первые, что вторые. Не согласился бы иметь их при себе ни вместе, ни по отдельности.

— А бедняжка не может вырваться. Опытная песенница просто поддалась бы, сохраняя свою жизнь. Но такой опыт не способствует обучению. Поэтому для качественного восхождения берется исключительно молодняк. Необузданный и необъезженный.

Своеобразное у него отношение к сонгам. Как к животным, которых нужно укрощать.

— У меня их было тринадцать. Чертова дюжина. Все безумно хорошенькие. Маман выбирала лично. Для идеальной эстетики.

О, вот и семья начала всплывать потихоньку. Как дерьмо. Мама уже точно есть. А что насчет папани? Такой же больной на голову или похлеще?

— Главное, что они будили и тревожили… В первую очередь, разумеется, дар. Но вторая очередь тоже бывала. Временами.

Ухмыльнулся, видимо, вспомнив о чем-то.

— Не знаю, сколько понадобилось бы тебе. Может, достаточно было и пяти-шести, чтобы взобраться на свою кочку. Но ты нарвался на старуху, и все повисло в неопределенности.

Ага, теперь перешли к более близкому прошлому. Старуха — это явно о Дарли.

— Конечно, она не могла тебя расшевелить. Зато посадила на внутривенное. Вряд ли о чем-то догадывалась, но песенницы некоторые вещи чуют удивительно тонко, вот и приняла меры. Которые совершенно не укладывались в мои планы.