– Обычная боевка. Почти тренировочная. Там и делать было почти нечего.
– И?
– Поработала, пошла и пришла.
– Надеюсь, к выгодному соглашению?
Если бы на мне были очки, я бы сдвинула их сейчас на кончик носа, чтобы покрасивше изобразить недоумение.
– Какое соглашение?
– Дарли!
Он сокрушенно всплеснул руками. Пока ещё не совсем дряхлыми, к тому же старательно спрятанными под плотным сукном сутаны.
– Это же семья Абруцци! Одна из самых влиятельных в наших краях, да и не только в наших.
– Не знаю, как насчет влияния, но со знаниями о современном мире у контессы явно не задалось.
– Так в чем и соль!
Он прекратит когда-нибудь сыпать восклицательными знаками?
– Дарли, ну как же так… Ведь всего и требовалось, что подтолкнуть чаши весов.
– Если вы намеревались через меня вербовать паству, надо было предупредить заранее.
– Дорогая моя, ну какая паства, о чем ты? Получив этот заказ, я сразу подумал о тебе и о том, что с самыми минимальными усилиями ты вполне могла бы…
Застолбить себе местечко в тамошнем палаццо? Ах вот оно что. Ну, спасибочки за заботу.
С его точки зрения, наверное, безупречная комбинация. И волки сыты, и овцы… Овца, то есть. Которой меня, по всей видимости, здесь считают.
И дело даже не в том, что воздействие на заказчика, пусть и ситуативное, считается дурным тоном. Проходили много раз. Почти всегда успешно, кстати. Но навязывать себя человеку, который с первого же взгляда провел черты и границы? Только если ради чувства собственного злорадного удовлетворения. А это невыразимо скучно. По крайней мере, становится таковым спустя… Да почти сразу же, как получен результат.
Если бы она взглянула на меня тогда ну хоть чуть-чуть иначе…Ну хоть капельку. С вопросом или интересом. Тогда что-то могло бы получиться.
– Проехали.
– Дарли!
– Ну не шмогла я, не шмогла. Протупила. Нижайше прошу прощения.
Он пожевал губами. Скорее всего, недовольно или разочарованно, хотя общая благость с лица, конечно не уходила. И это раздражает намного больше всего остального. Когда знаешь друг друга большую половину жизни, такие игрульки, как по мне, выглядят почти неприлично.
– Ничего, ничего… Есть у меня на примете ещё кое-какие варианты.
Если настолько же пафосные, проще отказаться сразу. Потому что все эти высокопоставленные существа…
– Отец-настоятель!
Возникший на пороге служка из секретариата выглядел так, будто самолично и только что встретил конец света. При том, что всего лишь держал на вытянутой руке лист бумаги. Правда, бумаги зачетной: плотной, нарочито желтоватой и разукрашенной какими-то вензелями.
– Что случилось, сын мой?
Служка попытался было переложить свои чувства на слова, но не справился, а потому бумага была пронесена через весь кабинет и положена на рабочий стол в полной тишине и с превеликой осторожностью, аки ядовитая змея.
Отец-настоятель пододвинул лист поближе к себе и начал водить взглядом по строчкам. Водил долго, с заметными остановками и даже некоторыми паузами для явного ухода в себя. А когда закончил чтение, растерянно воздел очи в мою сторону.
– Дарли, дорогая…
– Чегось?
– Не будешь ли так любезна пояснить, какую именно работу и как ты выполнила, если контесса Абруцци обвинила тебя в совращении своего несовершеннолетнего сына?
И вот теперь я, наконец-то, почувствовала.
Как моя левая бровь начинает карабкаться на лоб. Все выше, и выше, и выше.
Глава 3. Гора родила мышь.
Я очнулся вместе с приступом то ли чиха, то ли кашля, но такого конкретного, что меня согнуло пополам, заставляя сесть, а потом снова распластало по лежаку. Ровному и…
По поводу температуры окружающего мира кожа не чувствовала совершенно ничего. Даже кафель на стене, выглядящий почти ледяным, при прикосновении не пожелал сообщить о себе хоть что-то сверх визуальной составляющей. Если приплюсовать сюда же химический привкус вишни на языке, за выводом далеко ходить не надо. Можно даже вовсе не шевелиться.
Консервация, значит? Осталось понять, зачем и о чем эта заморочка.
Несомненное удобство только одно: полный пофигизм относительно внешних условий. Правда, по итогу все обычно заканчивается кучей синяков, и это только в случае, если будешь крайне внимательным. Расслабишься больше допустимого – сам себе злобный дурак.
Жаль, нет способа определить, как сильно меня накачали. Потому что внутренние ощущения беззастенчиво врут. Может, обошлись стартовой дозой, а может, вкатили по полной. Но в любом случае двигаться сейчас лучше медленно и печально, чтобы не порваться. А то было дело. И если тогда сшили хоть на живую нитку, но оперативно, то в сложившихся обстоятельствах вполне могут надолго оставить без скорой помощи. Тем более, обстановка располагает.