— Помилуйте, мистер Мартан, где же тут брюзжание? Напротив — то, что вы высказали относительно отшельников, очень интересно. Приятно слышать, что есть такие отшельники, которые не отказываются от сладенького… Наши отшельники, например, считая лакомство грехом, предпочитают простую грубую пищу.
— Сагиб меня не так понял, но это все равно. От нашего спора ни ваши, ни наши отшельники не сделаются святее. Я хотел вам сказать, что видел человека, который знает нужный вам адрес.
— И что же, этот человек может нам его сообщить? — спросил Андрей Иванович.
— Сагиб, он мне не сказал ни да, ни нет. Но он высказал желание вас видеть и, если вы хотите с ним познакомиться, то я вас к нему провожу.
— Будьте так добры, мистер Мартан.
— Ведите, ведите, батенька. Вы нас обяжете.
Брамин жестом пригласил своих гостей следовать за собой и вышел из зала. Началось странствование по длинным запутанным коридорам, напоминавшее нашим героям подобную же прогулку в храме Парвати. Но здесь была та разница, что мистеру Мартану не предшествовали свеченосцы и в темных коридорах нашим путешественникам пришлось идти ощупью, почти держась за платье великого брамина. Наконец, Мартан отворил дверь и наши герои вошли вслед за своим вожатым в продолговатую залу, всю залитую розовыми лучами заката. Ученый скворец, висевший в клетке у самой двери, приветствовал их именем Кришны. Но наши путешественники уже не раз встречали в Индии подобных птиц, повторявших имя Кришны, которому они были посвящены, поэтому, взглянув мельком на клетку, они занялись осмотром комнаты. Несмотря на мраморные стены и высокие лепные своды, она представляла что-то среднее между кельей монаха и кабинетом ученого: письменный стол, покрытый бумагами и раскрытыми книгами, несколько полок с книгами по стенам, книги и бумаги на полу, на окнах, на столах, стоящих между окнами, — все это свидетельствовало об ученых занятиях ее обитателя, а простой деревянный диван или скорее продолговатый сундук, жесткое деревянное изголовье и грубая циновка из пальмовых листьев, заменявшая постель, указывали на его монашеские наклонности. Об этих же наклонностях говорило и остальное убранство комнаты, ее голые стены, простые деревянные столы, жесткие стулья, некрашеные полки для книг. Но зато перед окнами кельи находилась такая масса роскошнейших цветов, что им могла позавидовать любая оранжерея Европы. Среднее окно доходило до самого пола и заменяло дверь на террасу, всю потонувшую в цветах. Андрей Иванович подошел к двери и остановился изумленный и обрадованный.
— Посмотрите, посмотрите, — обернулся он на мгновение к Авдею Макаровичу, — ведь это мистер Нарайян.
Авдей Макарович взглянул через плечо Грачева и также обрадовался.
— Он, он, батенька, — заторопился профессор, выталкивая своего товарища на террасу и следуя за ним. — Это сам мистер Нарайян.
Действительно, это был мистер Нарайян. Между целыми тысячами других лиц они узнали бы это бледное овальное лицо, красиво очерченный лоб и большие задумчивые глаза, которые в настоящее время были устремлены на них, в то время как приветливая улыбка играла на губах, полускрытых коротенькими усами. Так же, как и на террасе Нариндры, вечерний ветер тихо играет концами белой повязки, служащей чалмой молодому пундиту, и длинные вьющиеся волосы падают на вышитый жемчугом воротник его серого шелкового полукафтана с золотыми застежками, украшенными крупными жемчужинами. Остальной костюм совершенно тот же: те же белые шелковые шальвары, те же желтые вышитые туфли с узкими концами и так же в руках у него книга, но только теперь он держит ее за спиною.
— Мистер Нарайян, — сказал Андрей Иванович, сделав несколько шагов навстречу молодому пундиту, — вы, конечно, прочитали уже письмо вашего друга, Рами-Сагиба, и знаете, что двое русских — я и мой товарищ, профессор Семенов — приехали в Индию нарочно затем, чтобы видеть вас?
— Да, мистер Гречоу, — раздался тот самый голос, который они уже слышали издалека, теперь он звучал вблизи, но тот самый, — я прочитал это письмо и если не приветствовал вас как должно, то только потому, что старался вспомнить, где я вас раньше видел?
— Вероятно, там же, где и мы видели вас, мистер Нарайян, — вмешался Авдей Макарович.
— В Англии?
— Нет, на террасе Нариндры, в храме богини Нарвати, на Цейлоне.
— Так это правда, что пишет Рами?
— Совершенная правда.
— Пусть будет так. Позвольте же вас приветствовать, джентльмены, в моей отшельнической келье и повторить вам те слова, которые, как пишет Рами, я уже сказал вам на террасе храма Парвати: "друзья мистера Грешама — мои друзья". Мне не чужд европейский обычай, потому что я несколько лет прожил в Англии: поэтому я с удовольствием пожму вашу руку, мистер Гречоу, и вашу также, D-r Obadia Simens.
— Мы были уверены, что вы радушно примете нас, мистер Нарайян, — сказал Андрей Иванович. — Но как трудно было до вас добраться!