Было уже довольно поздно. Начинало темнеть. Вдруг в соседней комнате раздались торопливые шаги, послышалось что-то вроде бряцания шпор и стука оружия… Не успели наши друзья подняться из-за стола, как в залу ворвалась толпа вооруженных солдат и мгновенно заняла все возможные выходы. Одетый в охотничью блузу, перетянутую ремнем, высокий худощавый человек, с громадными рыжими баками и выражением хищной птицы на лице, быстро подбежал к Нарайяну и, ухватив его одной рукой за воротник, другой — за правую руку, оборотился с торжеством к входящему офицеру.
— Вот он, сэр! Попался! — закричал рыжий, тряся Нарайяна за воротник, — капитан Мак-Ивор! Вот пундит Нарайян Гаутама Суами, прозванный в позднейшее время Срадганою! Берите его, сэр!
Капитан Мак-Ивор не торопясь подошел к столу, окинул глазами обоих приятелей и вежливо поклонился.
— Капитан Мак-Ивор, — сказал он хриплым басом, — к вашим услугам, господа! Не трудитесь называть себя: я вас уже имею удовольствие знать. Вы русские путешественники: вы — профессор Сименс, а вы, сэр, — мистер Гречоу, извините, что прервал ваши занятия… Вы, господа, конечно, знаете, кто этот человек? — спросил он, впервые поднимая глаза на Нарайяна.
Как будто сговорясь, Авдей Макарович и Андрей Иванович, оба ответили на вопрос глубоким молчанием.
— Ах, да! Понимаю, — продолжал с вежливой улыбкой Мак-Ивор и, как будто извиняясь, наклонил голову. В это время его широкое красное лицо с длинными рыжеватыми усами сделалось положительно симпатичным. Он оборотился к толпе солдат и спросил сухо и презрительно, указывая на Нарайяна.
— Кто из вас знает этого человека?
Из толпы тотчас же выступили два субъекта, одетых в такие же охотничьи блузы и высокие сапоги, как и человек, державший Нарайяна.
— Мы знаем его, сэр, — заговорили они в один голос, — это действительно Нарайян Срадгана.
Нарайян презрительно взглянул на них и пожал плечами. Мак-Ивор заметил его жест.
— Где вы его видели? — спросил он.
— В Калькутте, во время бунта, — снова в один голос отрапортовали оба блузника, — он предводительствовал бунтовщиками.
Капитан в свою очередь пожал плечами и взглянул на Нарайяна.
— Вы, конечно, подтвердите все это присягой? — спросил он сухо, скользнув взором в сторону свидетелей.
— Все трое, сэр, — отвечал за товарищей обладатель рыжих бак.
— Итак, вы пундит Нарайян Гаутама Суами, прозванный в последнее время Срадганой? — спросил Мак-Ивор, обращаясь к Нарайяну, и прибавил сквозь зубы: — запираться бесполезно.
— Да, я Нарайян Гаутама Суами, — отвечал спокойно пундит. — Я и не думал запираться. Я сказал бы, кто я, если бы меня спросили раньше этих господ.
— В таком случае я должен вас арестовать, — сказал Мак-Ивор. — Возьмите его! — приказал он, обернувшись к солдатам.
В ту же минуту два сипая, передав ружья товарищам, скрутили несчастного пундита целой сетью веревок, так что он не мог пошевелиться. Затем Мак-Ивор сделал рукою знак и вся его команда выбралась вон из залы, окружив связанного Нарайяна. Мак-Ивор вышел последним.
Наши приятели остались за столом, пригорюнясь.
— Что теперь делать, коллега? — спросил, разводя руками, профессор.
— Надо принять какие-нибудь меры, — отвечал грустно Андрей Иванович, перебирая в голове средства помочь Нарайяну.
В это время в залу снова вошел капитан Мак-Ивор.
— Вам, может быть, неизвестно, господа, — обратился он к нашим приятелям, — что Нарайян Суами обвиняется в государственном преступлений, что он скрывался от кары закона и что его голова оценена? Но во всяком случае мне очень жаль, что эта сцена разыгралась на ваших глазах. Заверяю вас, я не мог поступить иначе. Вы, кажется, в момент ареста, читали вместе индийскую рукопись? От души жалею, что помешал вашим занятиям. К несчастью, обязанности солдата не всегда бывают приятны. Я все-таки позволяю себе надеяться, что вы не будете против того, чтобы я и мои солдаты провели ночь в этом здании.
— Помилуйте, мистер Мак-Ивор, сколько мы могли заметить, вы действуете здесь, как полный хозяин, — сказал насмешливо Авдей Макарович, — кажется, именно от вас зависит, — запереть ли нас здесь в тесной блокаде или предоставить свободу… провести ночь под открытом небом, в приятном соседстве с тиграми.
— Не говорите о блокаде, мистер Сименс, прошу вас! Конечно, вы можете думать о нас, что вам угодно, но смею вас уверить, что если бы не была ночь и если бы в этой трущобе можно было найти другое помещение, я минуты не позволял бы моим солдатам стеснять вас своим присутствием. Но обстоятельства таковы, что волей неволей приходится быть навязчивым.
Мак-Ивор проговорил эту тираду так искренно и так было видно, что ему действительно неприятно стеснять русских путешественников, что сердце Андрея Ивановича растаяло.
— Вы нас нисколько не стесняете, мистер Мак-Ивор, — сказал он. — Конечно, нам очень неприятен арест мистера Нарайяна, но вы исполнили только свою обязанность. Мы против вас ничего не имеем.
Капитан Мак-Ивор просиял.
— Мистер Сименс, надеюсь, вы того же мнения? — спросил он, обращаясь к профессору.
— Совершенно, мистер Мак-Ивор.