Арифметика подлости

Всё так, глупый! Всё так. Как ты не можешь понять: это же так трудно – принять решение. За какую соломинку ухватиться на краю бездны?

– У вас есть простыня?

– Простыня? Какая простыня?

– Желательно чистая.

Вот она, соломинка. При удачном стечении обстоятельств она может стать крепкой веревкой. Все правильно, без простыни никак. Если не получается красиво – должно быть как минимум чисто.

Воспользовавшись замешательством физрука, Марина тихонько выскользнула из его рук и теперь стояла на полу, в нескольких шагах от осиротевших трусиков. Наблюдать за таким непотребством не смогла: подняла их, бережно положила на сумку.

Кеба нетерпеливо стягивал спортивные брюки:

– Далась тебе простыня!

– Далась. Я не могу плясать голой задницей на грязном мате. Тут у вас кто только ни кувыркался. Плюс их иногда еще и по прямому назначению применяют, кроссовками топчут.

Кто ее такому приемчику научил? Это ж надо постараться – такое динамо прокрутить!

На нем оставались одни трусы. Ясное дело – пути назад быть не может. Не одеваться же, несолоно хлебавши, из-за отсутствия банальной простыни?

А главное – Гена при всем желании уже не смог бы остановиться. Оленьке в последнее время приходилось хорошенько поработать, чтобы получить от жениха желаемое. Зато ее подруге уже второй раз удается завести его с пол-оборота. А главное – как завести! Когда головой в омут, наплевавши на глубину. И на без пяти минут тещу тоже плевать: сожрет, конечно, гюрза, ну да это будет потом. А может, повезет, и она ничего не узнает? В любом случае – плевать. Сейчас плевать на все, кроме одного: где взять простыню?!

– Где ж я тебе простыню найду? Это ж не баня.

В надежде, что все еще обойдется, прижался к Маринке, руки вновь устремились к ее манящим прелестям.

Ласки та принимала не только с нескрываемым удовольствием, но и с ответной податливостью. Тем не менее оставалась тверда:

– Я не лягу на грязные маты. Но это вовсе не значит «нет».

Он и сам понял, что «нет» ему уже не грозит. Ее, похоже, действительно волнует лишь гигиена.

До Маринки здесь были четыре студентки. И хоть бы одну что-то не устроило. Особо брезгливые принимали позу «сзади я тоже хороша» – и волки сыты, и овцам нехило перепало. Уж на что Оленька у него чистюля, мнимые пятнышки с мебели да пола вытирает день и ночь – а о простынке и не пикнула. Сидела себе голой попкой на матах, ресничками стыдливо прикрывалась. Ну да с ней как раз все понятно: у нее это было практически впервые, от волнения думать ни о чем не могла.

В отличие от Оленьки, Маринка давно перешагнула через все эти волнения. У нее уже не романтика в голове, а логическое мышление: до меня тут кувыркались посторонние, обеспечьте-ка меня чистой простынкой, а потом имейте на здоровье. Опытная девка, жженая. Недаром он с пол-оборота заводится. Уж как она это делает – тайна, покрытая мраком. Однако результат не оспоришь: вон он, из трусов выпирает колоссом родосским.

Все верно: у жженых штучек свои тайные штучки имеются, чтобы так мужиков заводить. С полу-взгляда, с полу-прикосновения. Едва порог переступила – в глазах уже плещется: ну что, дружок, чем заниматься будем? попишем немножко, или сразу в койку? Ехидничает: что у вас, у преподавателей, за привычка – с разбегу под юбку?

Неожиданно кольнула ревность: «у вас, преподавателей». Выходит, он у нее не первый? Кто же первооткрыватель? Мининзон, которого студенты так метко прозвали Миничеловеком, или Одуванчик-Бодухаров? Остроумный народ студенты. Так кто: карлик-декан, или старикашка-историк? Больше ведь в институте мужиков-преподавателей нет.

Маринка жарко охала под его умелыми руками, с каждым охом прижимаясь к нему все плотнее. Ласкать руками стало мало. Пришел момент задействовать тяжелую артиллерию. Где взять простыню?!!

Эврика! Вспомнил!

– Есть пачка полотенец. Чистых, совсем новых, с бирочками. Чистые полотенца могут спасти отца русской демократии?

– Я полагаю, торг здесь не уместен. Но так и быть – несите, Киса.

Во взгляде – торжество. И – голод. Неизбывный голод. Такой бывает у тех, кто не ел отродясь. Или у тех, кто никогда не насытится. Нечто подобное можно было прочесть в Ольгином взгляде, когда она на мгновение распахивала реснички-опахала. У нее голод был первородный: еще не познала настоящего мужика, в Генкины руки попала неискушенной девочкой без девственной плевы.

Маринка смотрит похоже, но чуть иначе. Раз иначе – значит, именно так смотрят ненасытные. Ненасытные настолько, что и карлики годятся, и седовласые старцы?

Снова кольнуло что-то, похожее на ревность. Но нет. Ненасытная Маринка и ревность – понятия несовместимые.

Ну да это ее проблема. Гене только на руку: он постарается насытить ее здесь и сейчас. А завтра о ней позаботится кто-то другой.

Раздевать они все горазды: и арнольдики, и физруки. Как одеваться – так самообслуживание.