Арифметика подлости

Она оглянулась. В глазах – даже не боль, вселенская тоска. Бедная, бедная моя девочка, поверь мне. Зачем ты веришь этой дряни?

Но говорить он уже не мог – язык снова не повиновался ему. Пытался объяснить все взглядом. Но Маринка не поняла. Сказала отрешенно:

– Все так. Мне твои глаза все рассказали.

Он остался один. Змея в человеческом обличье не считается. Его девочки ушли. И теперь неважно, когда он изгонит змею – минутой ли раньше, минутой позже. Девочек это не вернет…

Остаться с Генкой не удалось. Выгнал. Но Оленька не переживала – не очень-то и хотелось. Нужен он ей, как слону пуанты. Она отомстила, это главное. А жить с ним и не собиралась – ей и с мамочкой неплохо, в малиннике. Вот родит – совсем хорошо будет. Восстановится, клиенты вернутся. А то из-за брюха почти все разбежались. Остались только те, для кого ее выпирающее пузо изюминкой стало, дополнительным фетишем. Еще бы – не каждый день удается трахнуть беременную школьницу.

На чете Кеба можно было поставить большой, жирный крест. Нет больше четы. Кеба один, Маринка одна. Вернее, вдвоем с соплёй. Так будет справедливо: Оленьке одной предстоит ребенка поднимать, вот и Маринка пусть-ка одна со своей управляется.

Напоследок нужно еще одну пакость сделать, и можно будет забыть о предателях с чистой совестью.

Со скорбным лицом Оленька предстала перед Генкиными родителями. Поплакалась в жилетку: подлый ваш сыночек второй раз жизнь испортил. Дескать, нашел ее Геночка, совратил, любовницей сделал – целый год Оленька его ублажала-ублажала, исключительно из неземной своей любви. Все надеялась, что когда-нибудь он поймет, что до сих пор Оленьку любит. А он обрюхатил, гад, обещал жениться, а сам снова обманул.

У Ирины Станиславовны слезы в глазах: поверила, дура старая. Любимой невесткой назвала. Маринку-де никогда настоящей снохой не считала, только Оленьку в этой роли видела.

С того дня стали вроде как родней. То Оленька к Кебам-старшим (не слишком навязчиво, для «галочки»), то они с ответным визитом (еще реже, и непременно с предварительным звонком). Пусть не прибыльно, не особо приятно, но и не шибко хлопотно. Зато предателям еще одно наказание лишним не будет.

* * *

Идти было некуда, разве что к родителям. К счастью, брат Миша давно уже жил отдельно, со своей семьей. В трехкомнатной родительской квартире им со Светкой будет еще просторнее, чем дома. Тем более что дома у них больше нет… Так что выбирать не приходилось.

Отец настаивал, что Марина должна отсудить у Кебы квартиру:

– Ты там прописана, прожила шесть лет, родила его дочь. Там две трети твоих! Он должен ответить за измену!

Он, может, и должен. Но что начнется, если все друг другу будут мстить? Ольга уже отомстила.

Марине было больно. Но вместе с тем она словно наслаждалась своими страданиями. Как будто получила по заслугам.

Наверное, все так и должно было завершиться. С предательства началось, предательством кончилось. Арифметика подлости, самые азы. Что посеешь, то и жать придется. А кто сеет ветер – обычно жнет бурю.

Всё встало на свои места, так, как и было изначально. Тогда почему так больно? Как он мог предать? А главное – с кем?!! С Конаковой, с этим ненасытным монстром. Мало ли баб вокруг – почему именно с Ольгой?!!

Можно подумать, ей было бы легче, если бы сейчас от ее мужа была беременна посторонняя женщина, а не Ольга. Бред. Точно так же страдала бы.

Нет, не будет она ему мстить. И Ольге не будет. Бороться с беременной женщиной, даже если это Ольга – низость. Нет, не будет Марина мстить. Пусть себе живут…

Но Кеба почему-то не оставлял ее в покое. Казалось бы – у тебя есть Ольга, успокойся! Так нет. Звонил без конца, приезжал, вылавливал их со Светкой на детской площадке. Марина держала оборону, изображала из себя чего-то. Утверждала, что сумеет прожить без него. А ночью рыдала в подушку, чтобы Светка не испугалась ее слез.

Кеба не сдавался:

– Прости! Вернись!

– Нет. Все кончено. Не приходи, не звони. Нет меня, умерла. И ты умер. Есть другой Кеба, тот, который был еще до нашего знакомства. Ненасытный, неразборчивый кобель. Мой Гена умер.

– Я живой, Маринка! Дурак – да, но живой. Все было не так. Я хотел тебе рассказать…

– Какая разница, кто рассказал: ты, она. Ты изменил – этим все сказано. Ты изменял, а мне говорил про работу. С ней спал, а на меня сил не хватало. Я, дура, верила: как же, на работе мужик надрывается.

– Да нет же, все было не так! Ничего не было! Почти ничего.

– А брюхо ей ветром надуло? – горько усмехнулась Марина. – Не надо оправдываться. Что есть – то есть. Она беременна, это факт…

– Не уверен, что от меня. Она…

Его нелепое оправдание взбесило ее:

– Уж лучше бы ты был уверен, что не от тебя! Хватит, Гена. Натворил дел – умей ответить.

Светка мирно копалась в песочнице, с радостной улыбкой поглядывая в сторону родителей. Не догадывалась, глупышка, что папа к ним не вернется. Вернее, это они к нему не вернутся. Некуда возвращаться – это теперь чужой дом.