Арии

Ну что такое какая-то девка – взятая с меча добыча. Таковых в ахейском лагере без числа, ибо, застряв под Троей, они развлекались разорением близлежащих местечек. Так что для ахеянина раздобыть кусок мяса было порою сложнее, нежели смазливую девку. А тут… В общем, не совсем понятно, если не сказать больше – совсем непонятно.

Конфликт на повышенных тонах, разве что не вылетают из ножен мечи. Ах да, скажете, сокровище – женщина представляет собою сокровище. Смотря какая, скажу вам. От иного сокровища впору и отказаться. Да и не ссорятся вожди ради какого-то куска добычи, хотя та и подчеркивает статус ее обладателя как героя и славу. Агамемнон готов поделиться своею добычей, отдав больше, нежели взял, – дев, кубки, коней. Но Ахилл отказывается это принять, понимая, что суть конфликта в ином: Агамемнон претендует не просто на большую долю, он претендует на то, чтобы эту долю делить, занять место «смотрящего», сделаться первым среди равных.

Агамемнон того и не скрывает, заявляя:

…Я и владычеством высшим,
Я и годов старшинством перед ним справедливо горжуся.

Именно это и неприемлемо Ахиллу. Он привык спорить единственно в доблести. Ахилл и такие, как он, могут похвалиться имуществом-сокровищем, что не зазорно, если оно взято с бою, а значит, осенено славой. Но хвалиться высотой положения, превосходством над прочими, полученным не мечом, а пространством земель, числом слуг да отвагой щедро оделяемых добычей подчиненных воинов – это выше понимания истинного героя. Вот и Ахилл, в своей великой ярости этого не понимая, бросает Агамемнону презрительное обвинение:

Грузный вином, со взорами песьими, с сердцем еленя!
Ты никогда ни в сраженье открыто стать перед войском,
Ни пойти на засаду с храбрейшими рати мужами
Сердцем твоим не дерзнул: для тебя то кажется смертью.
Лучше и легче стократ по широкому стану ахеян
Грабить дары у того, кто тебе прекословить посмеет.
Царь пожиратель народа!

Но мало кто поддерживает Ахилла. Одни герои зависят от Агамемнона, оделившего их добычей, землями, рабами, других попросту устраивает подобное положение, чтобы надо всеми стоял кто-то один, единственно лишь не переступая грани в корысти и во гневе. Никто не поддерживает Ахилла, и потому он обречен уйти, а с ним обречен исчезнуть и сам Героический век.

Итог известен: Ахилл погибает, Одиссеев конь берет Трою. Миг ликования ахейцев: враги побеждены и уничтожены; но победителям еще невдомек, что побеждены и они. Смерть троянских героев предвестила и смерть героев ахейских. Так и должно было случиться. Стабильная в абсолюте система обречена на гибель. Ахейские корабли поворачивают к родным берегам, но едва ли каждый десятый герой возвращается к счастью на родине. Одни погибают от руки мстителя Навплия, других подстерегает смерть уже на пороге отчего дома. Третьи, едва ли счастливые, закончили жизнь на чужбине.

Великое третье поколение героев сошло в Аид. Их преемников не хочется даже назвать поколением. Это был умирающий декаденствующий век, когда наследников Геракла и Ахилла уже и героями-то можно назвать лишь с известной натяжкой. Одни – мелкомстительны, другие – злобны, третьи – подавлены собственным предначертанием; все они – бесхарактерны. Они не находят стыда в том, чтобы остаться вне честной битвы. Так поступает Одиссеев сын Телемах: он уклоняется от борьбы, что невозможно для героя второго поколения и позорно для героя поколения третьего. Так действуют и «хитроумный» Эгисф с Клитемнестрой, приуготовляющий коварную засаду возвращающемуся Агамемнону.

Истинных героев – считаные единицы, разве что Одиссей, но он герой из третьего поколения, заплутавший во времени. А с уходом его в неведомое западное безвременье Героический век окончательно выродился и исчез в темноте времени, сметенный волнами диких сердцем героев дорийцев, ворвавшихся с севера и одним лишь грозным видом своим сокрушивших киклопические стены Микен, Тиринфа и Пилоса.

Именно так виделась эпическая история эллинам от Гомера до Аполлония. А что же их собратья, чей эпический век совпал с эллинским или же почти совпал, уступив тому во времени разве что с пару столетий?

Индийский Героический век отражен в величайшем по объему и масштабу произведении, которое только создало человечество. Речь, конечно же, о «Махабхарате» – грандиозном во всех отношениях сочинении, имя которого, подобно Библии, следовало бы писать без кавычек.