Арии

Невиданно изобильная природа Индостана способствовала тому. Требовалось немного усилий, чтобы обеспечить себе существование, невиданное в представлении варвара. Не было нужды отстаивать свой кусок и кров, ведь все это давалось по меркам той эпохи легко. Появилось время – не те его крохи, дабы вознести мольбу милосердным богам, но достаточно, чтобы раскинуть мозгами по поводу мироустройства, вышней сути богов, наконец, собственной сути.

Древние боги при этом становились все более и более чуждыми. Они уже не соответствовали новому человеку, который из просто разумного превратился в когитарного – мыслящего. И арии, к тому времени впитавшие кровь коренных народов и забывающие собственные истоки, начали принимать абстрактные истины и такое же абстрактное вышнее, которое лишь условно можно было назвать богом.

Над богами восстал Бра’хман2. Что такое или кто такой Брахман – определить никто так и не взялся. Ясно лишь, что это – наивысший, абсолютнейший Абсолют, какой только можно себе вообразить. Брахман вездесущ, всепроникающ, бесконечно велик и бесконечно мал, независим от прошлого и будущего, вмещает в себе всю множественность бытия и небытия, пространство, время, взаимосвязи вещей, сами вещи, и все боги – не более чем проявления Брахмана.

Потом выдумали Атман, нечто вроде Брахмана, но на личностном уровне, – если угодно, субъективное начало. Заодно арии ввели в оборот массу иных полезных абстракций: карму и тапас, каму и буддхи.

Пряный запах джунглей дурно влиял на еще недавно практичные и здравые умы, порождая философские химеры. Росли нигилизм и пессимизм. Людей не устраивали прежние культы. Лишь избранные верили в Брахмана – их вера была возвышенна, но была скорее стремлением к вере, нежели самой верой. Те же, кто не находили мудрости и душевных сил уйти от мирских соблазнов и продолжали поклоняться старым добрым богам, все менее удовлетворялись обрядами, предлагаемыми жрецами. Вера в силу жертвоприношения падала. Уничижался авторитет брахманов, все более воспринимаемых сомневающимися шарлатанами. Их корыстолюбие, стремление властвовать не только над душами, но и над телами порождали негодование. Страх и пассивное неприятие вызывала практика пурушамедху – жертвоприношения человека.

Нравственный кризис, метастазами пронизавший общество, порождал пессимизм, который затмит солнце Индии на многие века. Пессимизм, в свою очередь, вел к двум крайностям – к аскетизму с одной стороны, и, как противодействие, к гедонизму с другой. Именно в это время появляются первые атеисты. Да, соглашались они в духе времени, жизнь далека от совершенства, но это вовсе не повод для пессимизма. Ведь жизнь – единственное, что есть у человека, за ней – ничто, тьма. Ведь и мудрый, и глупый, когда тело разрушается, одинаково погибают, не имея даже надежды на будущее существование. И потому совершенно никчемны размышления о какой-то там карме, искуплении бесконечной судьбы добрыми делами. Смысл жизни заключается в одном – наслаждаться ею, этой самой жизнью.

Пока жизнь еще ваша – живите радостно:
Никто не может избежать пронзительного взгляда смерти;
И раз уж этот взгляд все равно испепелит наш остов,
То как он сможет когда-либо снова возродиться?

Сарвадаршанасанграхи

Адживики и деитти, чарваки и локаяты, настики и пашанды – как бы эти жизнелюбы ни именовались, – все они отвергали Бога-Брахмана, не признавали ведических богов, веруя лишь в нияти – судьбу, определяющую все сущее до мельчайших деталей. Реальным и единственно заслуживающим внимания признавалось лишь наслаждение, а целью жизни – сама жизнь.

Суровые отшельники, ревнители строгой аскезы и высоких моральных принципов яростно порицали жизнерадостных гедонистов, но серьезной конкуренции им составить долго не могли. Не могли до тех пор, пока на арену зарождающейся истории не начали выходить открыватели новых истин, «искатели брода» тиртханкары, предлагающие в поисках новых путей в борьбе за вечное существование возвратиться к идее цикличного времени.

В Магадхе, на северо-востоке Индии, зародился джайнизм, изначально – религия воинов, основателем которой считается Вардхамана, впоследствии прозванный Великим Героем – Махавирой. Своим агрессивным отношением к брахманам и богам джайны были близки к нигилистам, но они начисто отрицали гедонизм, проповедуя йогу – нравственную и физическую аскезу во имя постижения истины. О джайнах можно говорить много – учение и адепты весьма занятны, но едва ли в том есть смысл в эпоху Интернета. Вставлю лишь пару маленьких замечаний.

1. Джайнистские монахи не просто брили волосы на голове, но выдирали их с корнем. Страшно даже вообразить, не то чтобы попробовать на собственной маковке!