Ария для призрака

Когда они выходили из клуба, Макс заметил, что настроение Андрея улучшилось. Он приписал это физической нагрузке, которая расслабляет и вызывает выброс адреналина в кровь – во всяком случае, так утверждала Люба. Она покинула здание вместе с мужчинами, но задержалась, запирая дверь и ставя клуб на сигнализацию. Машину Макс припарковал на противоположной стороне, и Кожухов направился к ней. Макс отстал. Краем глаза он заметил в конце пустынной улицы темный внедорожник с огромным «кенгурятником» на переднем бампере. Макс вспомнил, что видел передачу о том, что в странах Европы можно оборудовать подобными приспособлениями только задний бампер, чтобы защитить автомобиль от поцелуя в зад, тогда как находясь спереди, эта штука представляет собой практически орудие убийства. Макс почти нагнал Андрея, но обернулся, чтобы посмотреть, как дела у Любы. Кожухов остановился посередине дороги, чтобы прикурить. Внезапно Макс уловил какое-то движение и обернулся: внедорожник двинулся, набирая скорость. Они с Андреем стояли у него на пути. Кожухов оглянулся на звук. Макс сообразил, что водитель не собирается тормозить, но понял он это слишком поздно. Исполинская рука сграбастала его за ворот и буквально вздернула в воздух. Внедорожник пронесся мимо на всех парах, едва не царапнув Макса по подошвам ботинок. С противоположной стороны улицы раздался оглушительный визг Любы.

* * *

Елена Степановна любовно разгладила руками складки на черном фраке и отступила назад, чтобы полюбоваться на свою работу. На манекене костюм смотрелся отлично, и она не сомневалась, что на Кожухова он сядет как влитой. Семен будет доволен, да и у Андрея вряд ли найдутся возражения.

Прикрыв дверь, костюмерша направилась в зал. Репетиция закончилась, но Семен что-то обсуждал с Ренатой Голдберг. Они сидели, склонившись над столом, поставленным между рядами, при свете лампы. На сцене горели свечи.

Конюховская деликатно кашлянула, но на нее не обратили внимания. Она повторила – с тем же результатом.

– Семен Сергеевич, – сказала наконец Конюховская, поняв, что ее деликатность никто не оценит, – я закончила костюм!

– А? – переспросил Ворошило, поднимая голову от стола. – Что вы сказали?

– Я сказала, что фрак готов, – немного обиженно ответила Конюховская. – Вам следует самому взглянуть.

– Да… Конечно… Мы уже заканчиваем. Окажите любезность, дорогуша, погасите эти дурацкие свечи, а то завтра вся сцена будет заляпана воском!

Как же, воском, усмехнулась Конюховская, направляясь к сцене с недовольным видом: свечи-то дешевые, парафиновые… Надо же, назвал ее дорогушей! Да Ворошило под стол пешком ходил, когда она уже обшивала мастеров сцены, а он предлагает ей погасить свечи, словно она какая-то статистка или девочка на побегушках!

Запах на сцене стоял удушливый, и Елена Степановна наморщила нос: как они могут петь в таком угаре?! Семен был готов отправиться к ней, как только она закончила со свечами. По дороге он заглянул в гримерку и перекинулся парой слов с Тимуром, работающим над одной из масок. Когда они вошли в костюмерную, Конюховская внезапно завопила дурным голосом. Ворошило шарахнулся назад, не понимая, чем вызвана столь бурная реакция. Дверь распахнулась, и в комнату влетели Галина и Раиса с ведром, разбрызгивая воду по сторонам. Через пару минут в дверях появился и Тимур.

– Что такое? – встревоженно спросила уборщица, озираясь.

– Что случилось, Лен, чего ты… – Галина осеклась, проследив за направлением указательного пальца Конюховской. На манекене был ярко-красный костюм Призрака из второго действия. Все бы ничего, но на месте головы красовалась кое-как пришпиленная маска волка с оскаленной пастью. Семен хохотнул.

– Остроумно! – заметил он. – Только где же фрак?

Не дождавшись ответа от Елены Степановны, он повернулся к Раисе и сказал:

– Можно убирать в зале, мы закончили.

– Да я уже начала, – кивнула та. – Только я же просила, чтобы свечки эти ваши гасили – вы пожар когда-нибудь устроите!

– Какие свечки? – непонимающе переспросил Семен.

– Да которые на сцене! – развела руками Раиса. – А запах от них, прости господи, как от паленой собаки!

Семен нахмурился. Он же сам видел, как Конюховская… А, ладно, все равно Раиса в зал вернется – сама затушит, если что.

* * *

Яркое зимнее солнце с раннего утра освещало двор, где царили шум и веселье. Мальчишки и девчонки разных возрастов катались с кривой горки на кусках картона, с радостным визгом натыкаясь друг на друга и устраивая веселую свалку внизу. Ребята постарше возводили в середине двора снежную бабу. Им помогал пожилой мужчина благородного вида с усами и бородой – видимо, чей-то дедушка. На скамейках, расположенных по периметру детской площадки, жмурясь на солнце, сидели мамаши с колясками. Их малыши еще не могли принимать участие в шумных играх, но в такой день грех не вывести их на прогулку: скоро солнце скроется за вечными питерскими тучами, и они, возможно, не увидят его до самой весны!

Внимание мамаш привлекла шикарная ярко-розовая машина, подъехавшая к подъезду напротив.