Предложенный мною вариант пришелся по душе Холсту, но принцип «невмешательства» в дела соседа, который действовал в процессе работы над этим альбомом, соблюдался сторонами соглашения неукоснительно. На мой взгляд, для успеха нашего с Терентьевым предприятия должна была остаться именно эта версия.
НИЧТО
Все, что в руках, — ничто, Всё вокруг — ничто, И ничто – все то, что так печалит.
Вся наша боль — ничто, И любовь — ничто, Так задумано еще вначале…
Или отдай часть жизни, Ту, что хотелось мне…
Проигрыш
Ты Можешь снова Предложить мне стать любимым, До седьмого пота, До безумных слез…
Значит все напрасно — Я взывал к тебе в пустыне, Где у подножия Сфинкса Время оборвалось…
В основе сюжета лежала все та же фантазия о Лунной Графине, жившей в Башне. Эта особа, которая невидимыми нитями привязала к себе своих свободолюбивых детей, не давала мне покоя даже в самые безлунные ночи.
Она не всегда жила в Башне, построенной при помощи черной магии Диктатора. Как-то раз она обронила на Землю свой кружевной платок с пришитыми серебром к ткани живыми пчелам, и и спустилась за ним вниз. А на Луне детей у нее было гораздо больше, чем она притащила за собой к нам, на Землю. Кое-кто, устав от эгоистической материнской привязанности, добровольно нырнул в коварный Кратер Мучеников, кое-кто стер свое изображение с лунных камней, и таким образом смог исчезнуть навеки (нет изображения, нет движения ~ нет предмета разговора). Слезы доведенных до истерики Лунных Дочерей превращались в лунные камни, которые то и дело падали в земную траву или в зыбучие пески. Некоторые люди называли их «обмылками» и презрительно отбрасывали ногой в канаву, некоторые — вроде английского писателя Уилки Коллинза ~ посвящали им целые романы с приключениями, индусами и самоубийствами.
В этой фантазии появлялся и мужской элемент, в результате собственной мягкотелости ставший послушной тенью сумасбродной Графини, — некто Лунный Граф. Время сложило у него на спине настоящий горб из грехов молодости, а его мозг превратился в копию карты лунной поверхности с точными координатами уже упоминавшегося Кратера Мучеников.
– Когда мы умрем, — тихо-тихо говорил Лунный Граф, перебирая четки, сделанные из слез собственных детей, – вы будете свободны!
— Но вы же вечны… — стройным хором отвечали ему чада, позвякивая перламутровыми чашками о перламутровые блюдца в час нескончаемого семейного чаепития. А сердца их кричали: «Дай нам жить так, как мы хотим!». – Но вы же вечны…
– Вечны!!! – вторило им Лунное Эхо, добавляя от себя пару капель ненависти в этот крик. Всепонимающие улыбки Графини и Графа переплетались, растягивались по всему небу, вдоль горизонта и завязывались морским узлом под брюхом страдающей одышкой черепахи. Той самой, на панцире которой держится мой мир.