Арийская Русь

Итак, запряженная быками арба с громадными, невероятно тяжелыми колесами из цельных стволов. На арбе свалены какие-то узлы — имущество стоящих перед арбою людей. Мужчина положил правую руку на холку быка, левую поднес к глазам; напряженно, тревожно всматривается он в пространство лежащей перед ним степи. В любую секунду дрожащее марево может соединиться в точечки — стая волков, группа неведомых врагов. Чего доброго, точечки окажутся и покрупнее: дикие лошади, быки, медведь или лев.[126]

Мужчина в любой момент готов схватиться за воткнутое в землю копье, за висящий на поясе топор или нож. Это показывает его приземистая, сторожко подавшаяся вперед фигура — напряженная поза воина, кормильца, защитника. Черты лица мужчины трудно рассмотреть: волосы всклокочены, торчат колтунами во все стороны и волной падают На плечи; они перехвачены ремешком; в них торчат травинки и соломинки. Усы спадают на клочковатую бороду, которую отродясь никто не чесал и не стриг, вся нижняя часть лица скрыта. Но видно, что черты лица у него крупные и грубые, — лицо человека, который учился мало и недолго. От мужика исходит явственное ощущение опасности, он грозен, он приковывает к себе внимание, как всякий опасный, крупный зверь.

Возникни опасность — распахнется мохнатая пасть, узловатые кисти рук вцепятся в древко оружия. Он так. и шагнет навстречу всему, что помешает двигаться арбе или создаст опасность для семьи. Даже инстинкт самосохранения не сработает, давно подчиненный железной воле. Если мужчину и сомнут — семья проживет немногим дольше.

На мужчине рубаха, перехваченная пояском. Ткань — вроде современной мешковины. Необходимо изваять скульптуру так, чтобы сразу видно — рубаха несвежая, пропревшая, много раз порванная и зашитая. Не сметь идеализировать! Предки были дикие и грязные, оборванные и грубые. Мужчине лет тридцать пять — поздняя зрелость тех времен.

Возле арбы — женщина чуть помоложе. Изможденная беспрерывными родами, она стройнее мужа, тоньше в кости. Но лицо у нее такое же грубое, неинтеллигентное, а глаза глубоко запали от непроходящей усталости. Лицо легче рассмотреть, потому что волосы заплетены в косы, спадающие ниже пояса. В косы вплетены куски ткани — видимо, это такие ленты. Можно изобразить даму в платке или в головном уборе… Собственно, на голове у мужчины тоже может быть шапка; это неважно, это я предоставляю на произвол строителей памятника.

Но хорошо бы показать, что на шее у женщины — ожерелья из мелких трубчатых косточек, а на руках — костяные браслеты. Ее рубаху можно изобразить разноцветной, состоящей из кусков ткани разной фактуры и цвета, или с передничком поверх рубашки. Это тоже не имеет особого значения, пусть будет произвол скульптора.

Кисти рук у нее длиннее, изящнее мужских, но такие же сильные, со вздувшимися узлами вен. Этими руками переделано невероятное количество самой различной работы. На женщине такая же посконная рубаха из плотной ткани, только длиннее: ей ведь не надо быстро бегать, ей не нужна одежда, которая не мешала бы движениям. Рубаха на ней такая же старая, чиненная множество раз, под мышкой прореха, и торчит пучок волос. Не сметь идеализировать! Не сметь делать вид, что в те времена наши праматери брили подмышки, были чистоплотны и всегда хорошо причесаны! -

К тому же пусть черты лица у нее правильные — но да будет сразу видно, что женщина эта неграмотная, совершенно необразованная, дикая. И пусть черты лица явственно показывают постоянное, ставшее привычным утомление. Много лет, еще с раннего детства, она без перерыва делала работу менее тяжелую, чем мужская, — но работу непрерывную, нескончаемую, неостановимую никогда, ни при каких обстоятельствах. Всю свою жизнь, каждый день она вставала до света, раздувала угли или разводила новый огонь, шла за водой и на открытом огне готовила для всей своей семьи. А пока не надо готовить — пряла, сучила, ткала, шила, стирала. Раз за разом. Каждый день. Дома и в походе. В любую погоду и при любом состоянии здоровья, в том числе и за считанные часы до рождения очередного ребенка. Без праздников или выходных. Жизнь в нескончаемом труде.

Живот у дамы сильно выпирает. Пусть ни у кого не возникнет и тени сомнения, что она беременна месяце на седьмом-восьмом! На руках у нее ребенок чуть старше года. За юбку рубахи держится создание лет трех. Из арбы, едва видный за грудами барахла, высовывается еще ребенок лет шести-семи, девочка. В руке у нее какой-то деревянный обрубок с торчащими ручками-ножками — кошмарная кукла бронзового века. За арбой стоит девочка лет десяти, у нее уже нет никакой такой куклы: уже большая, помощница мамы; ей уже года два как не до кукол.

Между мамой и папой — мальчик лет двенадцати. Такая же сторожкая, пригнувшаяся фигура, такой же взгляд из-под руки. Только рука сразу вцепилась в копье да на лице — жгучий интерес к происходящему: мальчик еще не наигрался, еще не стерлась до конца разница между игрушечным и настоящим копьем, игрой и настоящим приключением.