Арина

— Так и быть, уговорили… — усмехнулся загадочно Дмитрий и положил книжку обратно на полку. — Я готов с вами пойти в эту квартиру, но с одним условием: вы сейчас должны написать Наде записку.

Катя вскочила с кресла, с нетерпеливой готовностью спросила:

— А что написать?

— Пишите так: «Многоуважаемая Надя! Пожалуйста, простите Дмитрия, что он Вас не дождался. В связи с крайней необходимостью ему пришлось срочно уйти на объект. Агитатор…» И укажите свое имя, фамилию, номер вашего телефона.

Прочитав Катину записку, Дмитрий слегка улыбнулся, весело сказал:

— Так, Катя Воронцова, почерк у вас хороший, соответствует характеру. И телефон знакомый, нашего района. Ну что ж, теперь мне алиби обеспечено.

Когда они вошли в сто девятую квартиру, старушка шибко обрадовалась, суетливо забегала взад-вперед по комнате, на ходу развязывая пуховый платок и приговаривая:

— Ах, боже мой, ах, гость наш желанный!.. Дмитрий Тимофеевич, проходите, ради бога, садитесь, где вам любо…

Мальчик вмиг соскочил с дивана, подбежал к Дмитрию, без передышки залопотал:

— Дяденька доктор, а горлышко у меня нисколечко не болит… кашля совсем нету… язык даже маленько не белый…

— Вот какой молодец!.. — сказал Дмитрий и потрепал его по заячьей шапке. — Ты настоящий мужчина, Гриша.

Катя в первую минуту растерялась, щеки ее загорелись. Выходило, что попала она впросак: пошла за слесарем, а привела какого-то доктора. И Катя, не зная, как быть дальше, нервно топталась у самой двери.

А Дмитрий сразу прошел к батарее, ощупал ее, потом попросил у старушки отвертку, тазик и вроде бы со знанием дела стал откручивать на трубе винт. Сейчас же раздалось шипение — это выходил воздух, который скопился в системе и образовал пробку. А через минуты две из отверстия под винтом с фырканьем вырвались струйки черной, как деготь, воды, и в трубах сразу зашелестело, забулькало. Скоро вода, стекающая в тазик, постепенно посветлела.

— Ой, нагревается!.. — воскликнула Катя, трогая батарею.

Старушка тоже приложила руку к батарее, подтвердила:

— Верно, теплеет… Батюшки мои, все-то вы, Дмитрий Тимофеевич, можете!.. — Она подошла к Кате, тихо шепнула ей на ухо: — Уж такая светлая головушка… Вот ученый, а никакого житейского дела не гнушается… Дам-то бог ему здоровья… А зять наш ровно не мужик совсем, ничего по дому не смыслит, простого гвоздя не забьет…

Потом старушка убежала на кухню, погремев там посудой, опять вернулась в комнату, стала приглашать Катю и Дмитрия выпить хоть чайку с вареньем. Но они отказались и скоро вместе вышли из квартиры.

У подъезда Катя попрощалась с Дмитрием, тихо сказала: «Спасибо вам» — и тут же шагнула в метель, пошла в сторону трамвайной остановки, прикрывая сумочкой лицо от напора ветра и колючего снега. И пока она добиралась до дому, Дмитрий почему-то все не выходил у нее из головы; и потом, спустя уже месяц-другой, Катя его помнила и верила, что Дмитрий ей позвонит: недаром же он вынудил ее оставить ему свой телефон. Но вот прошло больше трех месяцев, а он так ни разу и не позвонил. А сегодня даже не узнал ее. Неужели он и на самом деле ее не узнал? Ну и пускай, подумаешь! Она и сама не хочет его знать, если он такой. И Катя, приглашая очередного клиента, резче обычного надавила на кнопку звонка.

II

Город уже много дней маялся жарой. Дожди все не шли и не шли, и белое солнце, не зная ни туч, ни облаков, вольно каталось по небу, рьяно выказывало свою нещадную жгучесть. И ветра совсем не было: нудный пух от тополей висел над головой почти без движенья, листья на деревьях молча глядели вниз.

А Дмитрий не чувствовал этой жары, и вообще он шагал как во сне. В другой бы раз посмотрел на глубокие следы от чьих-то каблуков на размягченном асфальте, усмехнулся, видя, как лежит в тени под липой сомлевший пес-дворняга, раскинув лапы и прищурив желтый ушлый глаз. Он все раньше замечал, когда шел по этой асфальтовой дорожке, которую любил. Ровная, прямая, с шеренгами лип по сторонам, она начиналась почтя от Аллеи космонавтов и тянулась до самой телестудии и еще дальше. Слева от нее — два широких зеленых газона, между ними идут машины, троллейбусы, автобусы; справа — длинное травяное поле, где летом играют в мяч, а зимой катаются на лыжах и в любое время года стар и мал гуляют с собаками.

Дальше поле переходит в пруд, который летом похож на майский луг, до того бывают ярки, пестры шапочки, костюмы купальщиков, мельтешащих в воде и на берегу. Дмитрия всегда веселило и радовало, что здесь, в самом городе, у него под боком, настоящий пляж. Его даже гордость брала: жил-то на какой улице, разве есть еще такая хоть одна в Москве! А поднимешь голову — впереди слепит глаза Останкинская телебашня, которая расставила пошире каменные ноги и протянула руки-антенны белому солнцу. И стоит она, простая и загадочная, летящая и неколебимая, как сама земля русская, на которой выросла.