Арина

Как я не спешил завершить остальные дела, все равно в Летний Сад я примчался получасом позже назначенного времени. Выскочив из машины, я, не считая, сунул что-то таксисту и огляделся в поисках ее старенького "Опеля" с двумя "У" на заднем стекле. Его нигде не было, и мной овладело отчаяние. Я вбежал в Летний Сад, бросился по аллее, свернул куда-то наугад и внезапно на одной скамеек у улыбающейся статуи Нимфы Дель Арио увидел ее.

Арина была в узком зеленоватом платье сарафанового покроя с наброшенным сзади и завязанным на шее свитером и узких же черных туфлях, отчего-то вызвавших во мне странное желание взять ее ступню в туфле в руку и крепко сжать ее так, чтобы она ойкнула. Волосы были зачесаны назад и крепко схвачены пучком. Вчера моя память удержала ее другой, другой же я и представлял ее себе весь сегодняшний день, поэтому мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что и эту сегодняшнюю я люблю так же остро и томительно, как и ту вчерашнюю.

На коленях у нее лежала открытая книга стихов, в которую она смотрела рассеянно, иногда поднимая голову, но не замечая меня. На лице у нее были легкие очки с тонкой металлической оправой, удивительно нешедшие к ее широким скулам и делавшие ее похожим на библиотекаршу.

Я удивлялся спокойствию, с которым она ждала. Я бы, как тигр, метался по Летнему Саду и набегал бы уже не один километр, а когда бы она наконец пришла, был бы со сбившимся набок галстуком, сломанной в четырех местах розой (по числу приступов отчаяния) и дымящимися подошвами.

Наконец я окликнул ее. Арина вздрогнула, повернулась на мой голос, и, поправив очки, взглянула на меня так, словно увидела впервые.

- Так вот вы какой, Владимир! А ведь я только сейчас вас рассмотрела! Вчера различала только, что вы большой и с бородой, - сказала она безо всякого удивления.

- Повинную голову меч не сечет. Думал, вы не дождетесь, - покаянно сказал я.

- Почему-то я была уверена, что вы придете. И потом мне не было скучно ждать, я люблю Летний Сад, - просто произнесла она.

Она встала, и мы пошли по аллее. Только когда она подала мне руку, я ощутил вдруг у себя в ладони что-то чужеродное, колючее и мешающее и протянул ей розу.

- Ого! - удивилась она. - Я не знала, что бывают такие длинные стебли. Смотрите, если поставить ее срезом на землю, но бутон будет намного выше колена! Интересно, какой во мне рост, если мерить его в розах... Одна, две... подержите ее тут... ого, всего-то две с половиной! Какая-то я карликовая!

Между тем, это было неправдой. Она совсем не была крошкой. Мне при моих ста восьмидесяти восьми она доставала головой чуть выше плеча. Сегодня она была весела и легкомысленна: срывала с кустарников листья или принималась фехтовать моей розой, поднимаясь на носки и поражая ею статуи. О Петербурге она мне больше ничего не рассказывала, заметила только со смешком, что в прошлом веке, в первые теплые дни мая, в Летнем Саду устраивались смотрины или, как шутили "парад" купеческих невест. Невесты сидели здесь на скамейках с маменьками, а молодые люди ходили по аллеям и смотрели на них.

- Сейчас все проще. Не нужно многих лишних условностей, не нужно маменек и первых дней мая, - сказал я.

- Да, - согласилась она. - Я тоже думаю, что сейчас проще, но иногда мне кажется, что к сожалению.

Впрочем, не прошло и минуты, как она уже снова смеялась и требовала у меня:

- Перестаньте быть серьезным... нельзя быть таким серьезным! Поцелуйте вон ту статую!

- И не подумаю! Та статуя слишком старая и желтая, - сказал я.

Оглянувшись и убедившись, что в этой части сада мы одни, я легко поднял ее на руки, занес на газон, прижал спиной к желтеющей липе и стал целовать. Вначале она была немного напугана моим порывом, но потом обняла меня за шею и прижалась ко мне. Она хохотала и быстро крутила головой, мешая и дразня меня. Я осыпал мелкими поцелуями ее щеки, влажный рот и закрытые чуть подрагивающие веки. Наконец, сдавшись, она уступила, и мы слились уже в настоящем поцелуе.

После поцелуя она прогнулась назад, и, обхватив ее, чтобы она не упала, я ощутил ее податливое мягкое тело, засасывающую пустоту бедер и упругие груди. В глазах у меня помутилось и, чтобы не потерять голову, я легонько отстранил ее.

Она сразу все поняла, восстановила равновесие, отпустила меня и мы пошли рядом, не касаясь друг друга. Разговор сам собой вернулся на темы самые легкие и незначительные, словно и не было между нами ничего, а мы были просто давними, не очень близкими знакомыми. В разговоре мы с ней то и дело перепрыгивали с "вы" на "ты", как люди не очень еще уверенные в том, что барьер между ними исчез.

Разом ощутив эту шаткость, мы засмеялись, и уже треснувшая китайская стена вдруг рухнула, граница с разделительной полосой, овчарками и вышками была уничтожена, и мы стали одним целым. Мы жадно заговорили, перебивая друг друга и не слыша слов, а потом она спросила:

- Ты веришь, что бывает любовь с первого взгляда?

- Только в нее и верю. Любовь бывает или с первого взгляда или ее нет совсем, - сказал я.

- А вот если... - начала вдруг она и осеклась.