Аристофан

Другой существенной особенностью комедий этого периода является более глубокое, по сравнению с первыми комедиями, раскрытие индивидуальных свойств характера персонажей. «Птицы» еще примыкают в этом отношении к ранним произведениям Аристофана: мы встречаем здесь доносчика, бездарного поэта, непокорного сына и множество других второстепенных персонажей, которые являются масками, а не характерами. Но уже в «Лисистрате» намечаются индивидуальные особенности многих действующих лиц.

В первую очередь это относится к образу самой Лисистраты, отличающейся целеустремленностью, настойчивостью, требовательностью. Невозможно спутать друг с другом и ее союзниц: болтливая комическая старуха Клеоника с ярко выраженным тяготением к вину; молоденькая Миррина, сначала с трудом решающаяся на женскую забастовку, но затем честно выполняющая свои обязательства перед заговорщицами; немногословная, сдержанная спартанка Лампито — каждая из них обладает особыми, только ей присущими чертами характера. Все это, правда, намечено пока штрихами, но тенденция к индивидуализации образа несомненна.

В комедии «Женщины на празднике Фесмофорий» самый яркий персонаж — Мнесилох, родственник Эврипида. Помещая его в различные сюжетные ситуации, Аристофан наделяет традиционный образ шута разнообразными качествами: в прологе он с насмешкой относится к философствованию Эврипида, но, проникаясь к нему сочувствием, готов его выручить; в сцене женского собрания он и вкрадчив, и дерзок, и хитер, и решителен; в последующих эпизодах своеобразие образа Мнесилоха состоит в его «раздвоенности»: с одной стороны, он с трепетом ожидает грозящей ему расправы, с другой — продолжает играть роль юной пленницы Андромеды:

Плачьте, подруги!
О я, страдалица бедная!
О я, несчастный, несчастный!
Стражду напрасно, напрасно я стражду по воле родных.
Да! умолять я должна лиходея,
Слезы горючие, слезы предсмертные лить я должна
перед ним.
Горе мне, горе!
Он меня выбрил, во-первых,
В желтый хигон нарядил, во-вторых,
И, наконец, в этот храм
К женщинам этим послал!
(Женщины на празднике Фесмофорий,

1036–1046)

Новые принципы обрисовки образов проявляются в «Лягушках» — комедии, направленной против эврипидовских тенденций в области эстетики. Порицая Эврипида за то, что он в своих трагедиях отводил рабам такую же роль, какую играли господа, Аристофан в тех же «Лягушках» создает великолепный образ изворотливого, ловкого и дерзкого раба Ксанфия.

Если в «Ахарнянах» и «Птицах» рабы были бессловесными статистами, а во «Всадниках» и «Осах» эпизодическими персонажами, которые использовались поэтом преимущественно как рассказчики, вводящие зрителя в сюжет комедии, то в «Лягушках» появляется живой характер раба.

В диалоге Эака и Ксанфия сквозь традиционную маску клоуна проглядывают не только черты раба, как определенного социального типа, но и как живого человека.

Э а к
Себя я наверху блаженства чувствую,
Лишь прокляну исподтишка хозяина.
К с а н ф и й
А любишь ты ворчать, когда, посеченный,
Идешь к дверям?
Мне это тоже Нравится.

Кс а н ф и й

А лезть во все?

Э а к

Нет ничего прекраснее!

К с а н ф и й

О Зевс рабов! А болтовню хозяйскую
Подслушивать?

Э а к

Люблю до сумасшествия!

К с а н ф и й

И за дверьми выбалтывать?

Э а к

И как еще!
Мне это слаще, чем валяться с бабою!
(Лягушки, 745–753)

Включение хора в развитие сюжета, стремление к индивидуализации образа, отчетливо заметные в комедиях этого периода, свидетельствуют о том, что новые эстетические принципы, против которых так настойчиво выступал Аристофан, полемизируя с Эврипидом, оказали существенное воздействие и на его собственное творчество. Эти новые художественные принципы прокладывают себе путь пока еще в рамках обычной структуры комедии V века с пародом хора, парабасой, агоном. Но скоро поэту не нужны будут и эти элементы традиционной композиции: придерживаясь прежних политических взглядов, Аристофан, как художник, должен будет искать новые методы образного отражения мира. Это можно наблюдать на материале двух его последних комедий, созданных уже в начале IV века до н. э.

V