Аристофан

Видные деятели советской культуры и искусства нередко обращались к творческому наследию Аристофана. В первые дни после Октября А. В. Луначарский, размышляя о путях развития советского театра, писал: «Аристофановская комедия, комедия обозрение на злобу дня, но подымающая эту сценическую потешную хронику до типичного и непреходящего, займет, как мы надеемся, свое место в рабочем театре»[7]. И действительно, через несколько лет на сцене Музыкальной студии МХАТ под руководством Вл. И. Немировича-Данченко была поставлена с большим успехом комедия Аристофана «Лисистрата». Осуществляя эту работу, Вл. И. Немирович-Данченко видел величие Аристофана как народного поэта, жестоко высмеивающего слабости, пороки и недостатки современной ему Греции. В отличие от реакционных буржуазных литературоведов, третировавших аристофановские комедии как фарс, Вл. И. Немирович-Данченко подчеркивал в них «глубокое и откровенное содержание, заключающее в себе вопросы социально-философского и политического характера», «всегдашнюю глубину замысла и его исполнение» [8].

Живой отклик, который встретило у советской научной и литературной общественности решение Всемирного Совета Мира о праздновании 2400-летия со дня рождения Аристофана, свидетельствует о глубоком уважении советского народа к памяти великого поэта древней Эллады.

При этом, разумеется, нет необходимости модернизировать творчество Аристофана, скрывать его сложность и противоречивость.

Сложна и противоречива историческая эпоха, когда выступал со своими комедиями Аристофан, сложны классовые отношения того времени. Исключительно своеобразна и форма его комедии, первой известной нам литературной комедии в мировом искусстве, десятками нитей связанной с обрядом, культом, языческим праздником. Но, как во всех произведениях истинного искусства, в комедийном наследии Аристофана есть то, что не отошло в прошлое, что пережило века и тысячелетия. Творчество великого греческого комедиографа сохраняет неумирающее значение для современной культуры.

I

Комедии Аристофана невозможно понять, не учитывая специфики тех общественных отношений, при которых они были созданы.

Последняя четверть V — начало IV века до нашей эры, когда творил Аристофан, были периодом кризиса афинской рабовладельческой демократии.

Исторические предпосылки для возникновения этой формы государственного устройства сложились еще в VI веке до н. э., в период формирования рабовладельческого государства на территории Аттики — маленькой греческой области, центром которой являлся город Афины.

Происходившая здесь в течение всего VI века борьба демоса — земледельцев, ремесленников и торговцев — против реакционной родовой аристократии окончилась к концу VI века первой крупной победой демократических сил. Так называемые реформы Клисфена положили конец господству знати, а вместе с тем уничтожили и последние остатки родового строя. «Классовый антагонизм, на котором покоились теперь общественные и политические учреждения, был уже не антагонизм между аристократией и простым народом, а между рабами и свободными, между неполноправными жителями и гражданами»[9] На смену родовому строю пришло классовое рабовладельческое общество.

Победа рабовладельческого способа производства была для своего времени большим шагом вперед по сравнению с родовым строем, она означала переход на новую, более высокую ступень общественного развития.

Уровень производительных сил при первобытно-общинном строе был настолько низок, что один человек мог обеспечить только свое собственное пропитание. Обращать военнопленного в раба в этих условиях не имело смысла: все, что он мог добыть, он должен был съесть. Поэтому в общинах, живших в благоприятных природных условиях, пленника принимали в число членов племени. В большинстве же случаев пленных убивали.

Иное положение возникло на последней, высшей ступени родового общества, когда были освоены скотоводство, возделывание земли, обработка металлов. Теперь рабский труд был уже в состоянии дать известный избыток материальных благ по сравнению с затраченной рабочей силой. Таким образом, рабство обеспечивало возможность разделения труда между людскими массами, занятыми физической работой, и относительно немногими свободными, которые лишь распоряжались трудом рабов и в силу этого получали свободное время для занятий торговлей, государственными делами, наконец, искусствами и наукой.

«Без рабства не было бы греческого государства, греческого искусства и науки; без рабства не было бы и Рима. А без основания, заложенного Грецией и Римом, не было бы также и современной Европы, — писал Энгельс. — Мы не должны забывать, что все наше экономическое, политическое и умственное развитие вытекло из такого предварительного состояния, при котором рабство было настолько же необходимо, как и общепризнано»[10].