Читаем Аристофан полностью

В такой обстановке, среди надежд и разочарований, ожиданий и тревог писал Аристофан своих «Птиц» — великолепный образец сказочной комедии-утопии. Известные элементы утопизма были уже в первых комедиях Аристофана. «Птицы» представляют, бесспорно, развитие них тенденций, но на совершенно иной основе.

Если Дикеополь и Тригей активно борются с определенным злом — войной и демагогией, то герой «Птиц» афинянин Писфетер («верный друг») и его спутник Эвельпид («надеющийся на благо») бегут от треволнений и забот окружающей их шумной и хлопотливой жизни Афин. Это не значит, впрочем, что они противники афинского государственного строя, что они о нем плохого мнения. Нет, они просто ищут спокойного места, чтобы вести там беззаботную жизнь.

Ты город укажи нам мягкий, войлочный,Прекрасношерстный, чтоб тепло устроиться, —(Птицы, 121–122)

просят они у птичьего царя Удода.

Как видим, мотивы их бегства не отличаются определенностью. Нет у них и заранее намеченного плана: они для того и обращаются к Удоду, чтобы он рассказал им, не видел ли где подобного города. С этого и начинается действие комедии: Писфетер и Эвельпид в сопровождении рабов, несущих поклажу, следуют за галкой и вороной, которые указывают им дорогу к царю птиц. Вскоре действительно их встречает птица — служка царя Удода, а затем появляется и он сам в причудливом оперении и с длинным клювом. Уже эти сказочные существа в прологе комедии придают пьесе характер фантастичности, нереальности, несмотря на то, что царь птиц Удод, бывший, по греческому сказанию, когда-то человеком, свободно владеет человеческой речью и довольно точно разбирается в психологии людей. Комический контраст с фантастическим содержанием этой сцены составляют намеки на политические происшествия и быт современных Афин, разбросанные в разговоре Писфетера и Эвельпида с Удодом.

Вдруг Писфетера осеняет блестящая мысль: он предлагает основать новое, невиданное доселе птичье царство между небом и землей, отрезать, таким образом, богов от людей и взимать с богов пошлину за жертвенный дым с земли, который птицы могут по своему усмотрению пропускать или не пропускать к ним. Удоду эта мысль нравится, но для решения такого ответственного вопроса нужно созвать общее собрание всех птиц. Объяснение с ними не составит для Писфетера затруднения: Удод успел научить их человеческой речи. Так, вполне «правдоподобно» Аристофан, следуя сказочной логике своей комедии, устраняет одно из основных препятствий, которое могло бы мешать дальнейшему развитию действия.

Однако, если до сих пор сказочный элемент выявлялся преимущественно в комическом плане, в смешении с бытовой карикатурой и политическими намеками, то теперь на сцене воцаряется атмосфера лирико-фантастическая: Удод в прочувствованной арии пробуждает свою звонкоголосую подругу — соловья, и они вместе созывают со всех краев света птиц.

Русский перевод обеих арий Удода может дать только очень приблизительное представление о их красоте: их надо было слышать в причудливом сопровождении флейты. Чтобы получить более полное понятие о их своеобразии, надо обратиться к музыке, — например, вспомнить арию Весны с последующим хором птиц из пролога «Снегурочки» Н. А. Римского-Корсакова. Этим сравнением удобно воспользоваться и для того, чтобы охарактеризовать следующую часть комедии «Птицы» — парод хора.

В отличие от «Ахарнян» или «Всадников», где хор сразу целиком врывается на орхестру, в «Птицах» хор собирается постепенно: сначала появляется одна птица, потом другая, третья, — каждую из них — Удод представляет путешественникам, которые не упускают при этом случая кольнуть метким сравнением кого-нибудь из своих сограждан, — пока, наконец, не слетается стая птиц разных пород и видов, составляющих хор комедии. Все они верещат, свистят, прыгают, норовят клюнуть людей и поднимают страшный переполох, узнав, что Удод принял в птичью семью два существа человеческого рода. Несмотря на все увещевания птичьего царя, птицы переходят в наступление против своих исконных врагов, угрожая разорвать их на части. Традиционной сценой драки завершается эта часть комедии.

Наконец, Удоду удается восстановить тишину и порядок в своем воинстве, и Писфетер получает возможность высказаться по существу своего предложения. Здесь Аристофаном используется обычная форма агона, хотя агона, в сущности, не получается: в обеих его параллельных частях говорит Писфетер, никто ему не возражает, только Эвельпид вставляет иногда шутовские реплики. В своей речи Писфетер рассказывает птицам о их былом могуществе и о величайших выгодах, которые сулит им его проект:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное