Аристофан

Но как объяснить явный отказ от дальнейшей критики этих «несовершенств» демократического строя? Значит ли это, что афинская демократия в 411 году стала «лучше», чем она была в 425 году? Или Аристофан утратил былой задор юности и примирился с существующим положением вещей, потерял веру в возможность исправления людей и общества? Нам думается, что причину надо искать не здесь. В 411 году Аристофана никак нельзя было назвать стариком. Творческие силы его достигли высшего расцвета — «Птицы» и «Лисистрата» свидетельствуют об этом с полной отчетливостью. И дело не в том, что афинская демократия «исправилась», — просто в 411 году она стала слабее, чем была в 425 году.

В 426 году Клеон возбудил против Аристофана судебное дело за то, что поэт, по его мнению, мог своей комедией поколебать авторитет афинян в глазах союзников. В 412/411 году афинянам пришлось отражать вполне реальную угрозу отпадения от Морского союза эгеян, лесбосцев, хиоссцев, эрифреян, родосских городов.

В середине двадцатых годов военное положение Афин было достаточно прочным: флот их насчитывал около трехсот триер, гоплитское ополчение — до тридцати тысяч человек. Людские потери в первые годы войны были незначительны. К 411 году под Сицилией погибла большая часть флота и отборное войско гоплитов; двадцать тысяч рабов, среди них много ремесленников, перебежали в занятую спартанцами Декелею.

В 425 году войска Пелопоннесского союза последний раз за Архидамову войну[37] вступили на территорию Аттики и пробыли там недолго: известие о захвате афинянами Пилоса заставило их отвести войска через пятнадцать дней после вторжения. В 413 году, когда аттические крестьяне готовились провести на родной земле двенадцатое мирное лето, спартанцы заняли Декелею. Афиняне практически лишились всей своей земли, и все население Аттики опять сгрудилось за городскими стенами.

В 425 году олигархи и лаконофилы не смели поднять голоса против демократии; политические памфлеты, вроде упоминавшейся «Афинской политии», писались анонимно и распространялись в узком кругу. В 411 году, действуя средствами террора, олигархи сумели захватить власть в государстве — правда, не надолго.

Теперь спросим себя: мог ли человек, который видел свой идеал в афинской крестьянской демократии эпохи греко-персидских войн и отстаивал этот идеал со всей решительностью поэта-публициста в годы, когда демократия была сильна, — хотя она, разумеется, не была уже демократией «марафонских бойцов», — мог ли такой человек выступить против отдельных ее слабостей в момент, когда под угрозой находилось самое ее существование? Не должен ли был Аристофан, — а он был как раз таким человеком, — направить всю силу своего таланта на борьбу против главного зла, угрожавшего его родному городу, — против междуэллинской войны, отложив в сторону политические споры и разногласия внутри афинского государства, по крайней мере, споры между теми политическими группировками, которые не покушались на существование демократических институтов?

Элементарный здравый смысл, логика политической борьбы, исторический опыт современного читателя приводят его к выводу, что именно этот путь, избранный Аристофаном, был единственно возможен в тех исторических условиях для честного афинского демократа и патриота. Перед лицом новых бедствий Аристофан борется за консолидацию всех сил, способных спасти государство.

В 405 году, в комедии «Лягушки», он обращается к своим согражданам с решительным и настойчивым призывом прекратить междоусобные распри, объединить усилия в трудную для родины годину.

И действительно, обстановка в Афинах к началу 405 года была очень тяжелой.

В результате отчаянных усилий афинянам удалось, правда, восстановить частично флот, погибший под Сицилией, и даже одержать в 410–406 годах несколько побед на море, но это было достигнуто ценой величайшего напряжения сил: для того, чтобы снарядить новый флот, пришлось привлечь к несению военной службы чужеземцев и даже рабов, обещав им дарование гражданских прав. Еще хуже было то, что Спарта заключила военный союз с Персией и создавала на персидские деньги мощный флот. Осадив афинян на суше, она угрожала теперь лишить их исконного преимущества на море. Безраздельное первенство афинского флота ушло в прошлое, государственная казна приходила к концу, настроение граждан было крайне тревожным.

В этих условиях и прозвучали с орхестры театра Диониса политические советы Аристофана. Прежде всего поэт отдает себе отчет в противоречивости и неопределенности настроения своих сограждан. «Достойными ли людьми пользуется государство?» — спрашивает один из героев комедии. «Куда там, — отвечает другой, — оно их ненавидит!» — «Стало быть, любит негодных?» — «И этого нельзя сказать; оно употребляет их против воли».

Но как же город этакий спасти?
Ни плащ ему, ни шкура не подходит, —
(Лягушка,

1458—14 59)

резюмирует спрашивающий.