Аристократ на отдыхе. Том седьмой

— Все же, вы с Авессаломом обсуждали возможность воплотить его в тебя?

— Конечно, — кивнул отец Иннокентий. — Я рассказывал Авессалому про Одержимых. Сказал, что не понимаю таких людей, которые готовы воплотить в себя демона, лишь бы усилить свой магический дар. Сказал, что их жизнь — сущее мучение. Им приходится принимать порошок магоцвета, чтобы держать демона под контролем.

— А что сказал Авессалом?

— Он согласился со мной. Мы решили, что ему лучше мирно жить в своей аномалии, выращивать яблони и читать святые книги. Авессалом был вполне доволен этим.

— Вы оба решили очень правильно, — одобрил я.

Я не стал раньше времени расстраивать отца Иннокентия. Не сказал ему, что люди очень редко похищают демонов. Намного чаще демоны сами хотят воплотиться в человека.

Вместо этого сменил тему.

— Скажи, учитель музыки приходит к тебе каждый день?

— Нет, — ответил священник. — Два раза в неделю.

— А когда он приходил в последний раз?

— Три дня тому назад.

— И твой демон пропал в тот же день?

— Да.

— Это подозрительно, святой отец. А когда учитель снова должен прийти?

— Сегодня. Думаю, он уже занимается с детьми.

— Вот и отлично. Тогда я с ним поговорю. Долго нам еще ехать?

— Почти приехали, — ответил священник, сворачивая на узкую улочку, застроенную добротными деревянными домами.

Он остановил машину возле высокого деревянного забора. Забор был сплошной, и выше человеческого роста — так просто через него не заглянешь.

Я вылез из «колесницы» и неторопливо пригляделся к соседним домам.

Дома были крепкие. В один или два этажа — над пожелтевшими кронами яблонь поднимались двускатные крыши.

С первого взгляда было понятно, что люди здесь живут спокойно и размеренно. Наверняка отлично знают друг друга, здороваются при встрече и говорят о погоде.

Чтобы проверить эту догадку, я спросил отца Иннокентия:

— Ты всех своих соседей знаешь?

— Конечно, — кивнул отец Иннокентий. — Слева второй год живет уездный писарь, он снимает дом у вдовы майора Ромоданова. Сама вдова живет в Холмске, у нее от мужа осталась служебная квартира. Справа — купец Великий. Забавная фамилия. Ты, Никита Васильевич, наверное видел в Холмске его лавку «Великие мелочи»?

— Не видел, — ответил я. — Но это неважно. Скажи, есть среди твоих соседей одаренные?

— Откуда? — удивился священник. — Здесь не аристократы живут, а люди попроще. Купцы, хорошие ремесленники, мелкие чиновники.

— Ясно, — кивнул я. — Фамилии чиновников ты мне, все же, запиши. Вот этот писарь — как его фамилия?

— Пермяков. Яков Пермяков.

— Откуда он приехал, знаешь? — спросил я, глядя на дом Пермякова.

Мне показалось, или в чердачном окошке что-то блеснуло?

Отец Иннокентий пожал плечами.

— Не знаю. Приехал, и все. Устроился писарем в уездную управу. Да Павел Лаврентьевич с ним хорошо знаком. Пермяков ведь его подчиненный.

— Спрошу у Тишина, если понадобится, — кивнул я.

Логика у меня была очень простая. У большинства аристократов есть младшие сыновья. Не наследники. Большинство из них — одаренные, получили неплохое образование. Но им не светит титул, или состояние.

А в жизни устраиваться как-то надо.

И куда им податься? В ремесленники? Так для этого надо уметь и любить что-то делать руками. В купцы? Торговать — тоже не простая наука. Да и конкурентов так просто не подвинешь.

Остается служить. Поступаешь младшим помощником старшего секретаря какого-нибудь графа или князя, и надеешься продвинуться по службе.

Со временем, если повезет, станешь старшим помощником. А там и секретарем.

Если еще повезет — займешь место уездного комиссара или казначея. Но не сам, а потому что за тебя замолвит слово твой покровитель. И никуда ты потом от него не денешься, будешь служить ему вечно.

На это уйдут годы.

А если ты молод и нетерпелив? Ты — член аристократического рода. У тебя — амбиции и обиды, и никаких перспектив.

А тут у какого-то священника есть магическая аномалия, а в ней живет демон. Отчего бы не попробовать пробраться туда? Вдруг получится заключить с демоном договор и стать Одержимым?

А это — совсем другая магическая сила, и другие возможности. Тогда уже тебя охотно примут на государственную службу и без сильного покровителя.

Вот такие версии крутились у меня в голове, когда я неторопливо обводил взглядом дома по соседству с домом отца Иннокентия.

— Хочешь сначала соседей расспросить, Никита Васильевич? — спросил меня священник.

Я покачал головой.

— Нет. Сначала заглянем в твою аномалию.

— Тогда прошу ко мне в гости.

Отец Иннокентий толкнул крепкую деревянную калитку и пригласил меня пройти внутрь. Но я заметил, что сначала священник провел ладонью по дереву, словно погладил его.

Снимал слабую охранную печать.

— Значит, все же остерегаешься посторонних? — спросил я отца Иннокентия.

— Конечно, — кивнул священник. — Не в райском саду живем. А у меня жена, дети.

— А как они печать снимают?

— Так им незачем. Печать не только на меня настроена, а на всю семью.

— Понятно, — хмыкнул я.

И тоже мимоходом провел ладонью по темному дереву.