Этот своеобразный памятник трогал душу принцессы намного сильнее, чем все статуи, барельефы и бюсты, которые стояли во дворце или конная композиция на замковой площади. Тут она буквально дышала тем временем, когда разумные постоянно находились в страшном напряжении, когда чтобы встретить дерра, не нужно было ехать к Синим горам, а нужно было всего лишь подняться вверх по Оэнне или переправиться на другой берег Имайсима и проехаться по равнине Морран. И это еще больше подчеркивалось фактом, что книгой на столе Второй Императрицы, была та самая сказка о ней и ее муже… Что думала она в тот момент? Улыбалась ли, когда читала про то, что ее ледяное сердце смог растопить лишь Терон? Или на ее лице была грусть? Почему они не вернулись в этот кабинет и плащ остался лежать на стуле? В сказке история заканчивается на том, что Белая Принцесса встретила героя… героев в воротах замка, после победы над маткой дерра там, где сейчас находится город Эридис. Сказки должны заканчиваться хорошо… Возможно, Вторая Императрица больше не заходила сюда потому, что, может быть, именно здесь Терон Аассен был в последний раз перед тем, как отправиться на озеро Исэ-Аисэна и погибнуть. Погибнуть, чтобы совершить свой последний подвиг…
Кабинет был большой. Квадратное помещение заливал свет из больших окон, которые имелись в двух стенах (кабинет находился на углу). На полу ковер с гербом рода Эридис – алый меч, воткнутый в гору. Вход находился посередине стены. Справа от него, ближе к окнам имелась этакая детская половина. Небольшие стульчики, низкий стол. Рядом диваны и стол нормальных размеров. Тут, видимо, собирались взрослые и обсуждали свои дела, наблюдая за детьми. Слева от входа два книжных шкафа и стол Второй Императрицы, пересекающий угол по диагонали. И дальше, у второй глухой стены почти пустой шкаф для доспехов. На стойке, где они должны были висеть, остался лишь посеченный шлем.
Там, где сидела Юлиса Грестос, раньше в кабинете не было ничего. Поэтому принцесса и разместилась тут. Она специально выбрала очень старый стол, чтобы не нарушать атмосферу. И стулья были такие же, почти как те, которые уже были. И в одежде наследная принцесса чуть ли не буквально следовала своей предшественнице. Юлиса Грестос предпочитала красный и черный цвета. Возможно еще серебро. Сейчас на ней было платье чуть ниже колен и без пышного подола, как делают по последней моде (хотя моду в отношении длины подола она поддерживала). Приталенное, платье облегало стройную фигуру, красные вставки на груди подчеркивали ее, груди, идеальную форму (в империи была мода на не слишком большие эти размеры). Красные же вставки имелись в глубине плиссировки подола, что при ходьбе создавало красивый эффект. Спереди на платье имелось небольшое декольте. Огромные воротники сзади, тоже по последнему писку, Юлиса терпеть не могла и ограничивалась пусть и стоячим воротником, но небольшим.
Черный цвет прекрасно подчеркивал благородную бледность кожи принцессы. Вставки красного говорили про качества лидера (эти цветовые кодировки – такие кодировки!). Изящную (естественно!) шею украшала тонкая золотая цепочка кулона. Сама прозрачная капля украшения была спрятана в «манящей» ложбинке. И мало кто знал, что этот выглядящий простеньким кулон, являлся просто бесценным магическим артефактом-накопителем, сравнимым по стоимости с порталом. То есть просто невозможная цена.
Высокие скулы, идеальный овал лица. Ярко-зеленые глаза, на мочках ушей поблескивают серьги с изумрудами, тонкие дуги бровей, прямой тонкий нос, алые лепестки губ. И отличительная черта Грестосов. Юлиса Алестис, как и ее мать, Пятая Императрица Нэйран Аваратан Грестос Алестис, как и все женщины Рода Грестос, была платиновой блондинкой со слегка вьющимися волосами. Наследная принцесса империи была очень красивой девушкой, прекрасно об этом знала и не стеснялась подчеркивать. И пользоваться…
…По традиции, командиром рыцарей замка Тэйдэяхан была именно наследная принцесса Рода Грестос. И пошла эта традиция именно с Белой Принцессы. Поэтому Юлиса сейчас изучала представления кандидатов, направленные ей из провинций. Точнее, сейчас она хмурилась, читая бумаги на единственного