Аристократия и демос

После реформ Клисфена, после установления афинской демократии политические группировки на протяжении большей части V в. до н. э. возглавлялись представителями аристократической прослойки – «политических фамилий», как называет их У. Р. Коннор (Connor, 1971, p. 10), то есть тех семей, которые на протяжении ряда поколений имели традиции участия и лидерства в политической жизни. Не означает ли это, что они тем самым основывались на аристократической, антидемократической идеологии? Нам уже приходилось выше высказываться против довольно распространенного утверждения о том, что афинская аристократия была слоем консервативным, противившимся прогрессу, враждебным демократии и т. п. Легко заметить, что на протяжении архаической и значительной части классической эпохи во главе любых прогрессивных реформ стояли представители аристократической верхушки общества. В частности, все «отцы-основатели» афинской демократии – от Солона до Перикла – принадлежали к кругу древней знати. Ни в коем случае не следует ставить знак равенства между понятиями «аристократы» и «олигархи». Характерно, что в период, когда движение, характеризующееся обычно как олигархическое, достигло в Афинах пика (конец V в. до н. э., время переворотов Четырехсот и Тридцати), среди лидеров антидемократических гетерий мы почти не находим выходцев из старинных аристократических родов. Довольно редким исключением является, в частности, Критий из рода Кодридов. Основной социальной базой переворотов было зажиточное крестьянство, гоплитская прослойка, отвернувшаяся в кризисных условиях от во многом скомпрометировавшей себя радикальной демократии. Аристократы же, повторим, внесли наибольший вклад как раз в демократизацию афинского полиса. Думается, не случайно, что период наивысшего расцвета подрывных гетерий был одновременно и периодом, когда в Афинах пресекается политическая традиция аристократического лидерства.

Итак, вряд ли есть серьезные основания говорить об антидемократической идеологии аристократических лидеров афинского полиса. Выходцы из древних родов искренне и честно шли на службу демократическому полису, отождествляя его интересы со своими. «Аристократия интегрировалась в демократический полис», – справедливо замечает Л. П. Маринович (Маринович, 1998, с. 331). Кимон, например, считается (и во многом справедливо) чопорным аристократом-лаконофилом. Но был ли он врагом демоса и демократии? Ни в коей мере. Достаточно процитировать несколько известных строк из Плутарха (Кимон. 10), которые дают очень яркое впечатление о стиле политического поведения Кимона: «…Он велел снять ограды, окружавшие его владения, дабы чужеземцы и неимущие сограждане могли, не опасаясь, пользоваться плодами, а дома у себя приказывал ежедневно готовить обед хотя и скромный, но достаточный для пропитания многих. Каждый бедняк, если хотел, приходил на обед и получал пищу и, не будучи вынужден зарабатывать себе на пропитание, мог заниматься только общественными делами (! – И. С.)… Его постоянно сопровождали двое или трое юношей в богатой одежде, и если им случалось встретить какого-нибудь убого одетого старика из горожан, один из них менялся с ним платьем – зрелище, казавшееся величественным. Те же юноши, щедро снабженные мелкими деньгами, замечая на площади людей бедных, но порядочных, останавливались подле них и молча (siopei) вкладывали им в руку несколько монет».

Таков был стиль жизни самого, если так можно выразиться, «аристократичного» из афинских аристократов и его окружения. Назвать ли все это социальной демагогией, популистскими и пропагандистскими действиями? Отчасти, наверное, можно взглянуть и под таким углом, хотя зачем, если занимаешься пропагандой, вкладывать в руку бедняку деньги молча, то есть тайно? Вроде бы при этом нужно произносить какие-то агитационные лозунги (как это и делается в наше время). Это больше похоже на искреннюю благотворительность, чем на популизм. Но даже если вести речь о популизме, такая политика, мягко говоря, не вполне то, чего мы могли бы ожидать от антидемократически настроенного лидера. Разве враг демоса и олигарх будет заботиться о том, чтобы беднейшие из его сограждан не тратили времени на добывание «хлеба насущного», а посвящали себя общественным, полисным делам? Нечто подобное и с той же самой целью, но только пользуясь иными средствами, делал и Перикл, вводя мистофорию (оплату за исполнение должностей), «театральные деньги» и т. п. Различие (по меньшей мере во внутриполитической области) между этими двумя политиками, которых обычно представляют непримиримыми антагонистами, оказывается значительно меньшим, чем кажется на первый взгляд. Четкую грань между так называемыми «демократами» и так называемыми «олигархами» оказывается крайне сложно, если не невозможно, провести.