Аристократия и демос

Все демократические учреждения в «Периклов век» стабильно функционировали и развивались. Никаких чрезвычайных полномочий «первый гражданин» никогда не получал. Его колоссальное влияние, определяющее для всей политики Афин, как внутренней, так и внешней, основывалось практически исключительно на его непререкаемом личном авторитете. По любому сколько-нибудь важному делу Перикл вносил (либо лично, либо через кого-нибудь из своего окружения) проекты псефисм на рассмотрение народного собрания, и демос в этом верховном органе власти принимал перикловские предложения без принципиальных возражений, доверяя своему испытанному лидеру.

Здесь релевантными представляются некоторые ценные наблюдения Плутарха о Перикле: «По большей части он вел за собою народ убеждением и наставлением, так что народ сам хотел того же… В народе, имеющем столь сильную власть, возникают, естественно, всевозможные страсти. Перикл один умел искусно управлять ими, воздействуя на народ главным образом надеждой и страхом, как двумя рулями: то он сдерживал его дерзкую самоуверенность, то при упадке духа ободрял и утешал его… Однако причиной этого была не просто сила слова, но… слава его жизни и доверие к нему: все видели его бескорыстие и неподкупность» (Плутарх, Перикл. 15).

Возникала парадоксальная ситуация, волновавшая уже Фукидида: эпоха наивысшего расцвета афинской демократии (а кажется, никто не сомневается в том, что эпоха Перикла была именно таковой) стала одновременно эпохой решительного преобладания одного государственного деятеля. Возникает вопрос: а была ли тогда эта демократия истинной? Некоторые исследователи не избегают соблазна охарактеризовать эту политическую систему как «управляемую демократию» (например, Homo, 1954). Не можем согласиться с подобной постановкой вопроса. Ни в каком отношении – ни с точки зрения политических институтов, ни с точки зрения политического менталитета – афинская демократия при Перикле не являлась более «управляемой», чем до него или после него. Собственно, судьба самого «олимпийца», как мы увидим ниже, это прекрасно демонстрирует. Как только сограждане разочаровались в нем, уже ничто – никакое влияние, никакой авторитет – не могло уберечь его от немедленной опалы.

Просто в период расцвета Архэ, когда Афины шли в основном от успеха к успеху, и «виновника» этих успехов с немалым основанием видели в Перикле, его политика, по большому счету, устраивала всех, все слои гражданского населения. Соответственно, сколько-нибудь серьезная оппозиция ему с середины 440-х и вплоть до конца 430-х гг. до н. э. просто не возникала. Этому способствовал и тот факт, что, как мы отмечали выше, Перикл в это время уже позиционировал себя как «всеобщий простат», как выразитель интересов всего полиса, всего гражданского коллектива, а не какой-либо группы внутри него. Он разорвал отношения с Алкмеонидами, не общался с родственниками и прежними друзьями, даже развелся с женой. Его новым окружением стали крупные деятели культуры, в основном неафинского происхождения. Это делало Перикла еще менее уязвимым, еще менее доступным для разного рода компрометирующей пропаганды, для обвинений в политической пристрастности.

Из интеллектуалов, вошедших в «кружок Перикла», ближе всего к «первому гражданину» был, насколько можно судить, философ Анаксагор. И это отнюдь не случайно. Из всех представителей досократовской натурфилософии именно Анаксагор был, пожалуй, в наибольшей степени рационалистом. В его учении эта черта, в целом типичная для ионийской философской школы рубежа эпох архаики и классики (Анаксагор, уроженец малоазийских Клазомен, являлся наследником великой милетской традиции Фалеса, Анаксимандра, Анаксимена), была доведена до предела. Анаксагор поставил Разум (Нус) на столь высокое место в системе бытия, как, наверное, никто и никогда до него. Ведь в анаксагоровской концепции Разум воистину правит миром, придает ему стройность и законченность, своим «первотолчком» превращает хаотическую смесь «семян» всех вещей в упорядоченный Космос.

Этот рационализм Анаксагора, это подчеркивание огромной роли разума, конечно, не могли не быть симпатичны Периклу. Ведь сам «афинский олимпиец» был рационалистом буквально во всем – в религии, в своих экономических воззрениях, даже в повседневном быту. На таких же позициях стоял он и в политической жизни, в сфере властных отношений. Годы фактического правления Перикла (с 444 г. до н. э.), последний период его деятельности можно с полным основанием охарактеризовать как время нарастания рационализма в афинском обществе. Опора на личные отношения, казалось, уступала место безличным соображениям законности и государственного интереса. Личный пример лидера, демонстративно порывающего с семейными, родовыми связями, должен был стать парадигматичным для властных структур полиса. Отныне все в Афинах должно было делаться по голосу разума, а не под влиянием эмоций.