Аристос

26. Но у объективной красоты имеются два заклятых врага — реальность и узнаваемость. Абсолютная реальность эстетического опыта — это то, что мы действительно чувствуем, как «в скобках», так и «за скобками». Узнаваемость порождает пренебрежение, иначе говоря, скуку, навеваемую «скобками» непреложности. Созерцать объективную красоту становится обязательством, долгом, а все мы прекрасно знаем, что понятия «долг» и «удовольствие» редко бывают в согласии друг с другом; повторное посещение галереи — это ведь и посещение первого посещения. Из этого, конечно, не следует, что любые повторения опытов восприятия прекрасного непременно умаляют изначальную красоту. Это часто неверно применительно к искусству и определенно неверно как обобщение применительно ко многим другим занятиям, например к любовным утехам. Тем не менее для человека характерно глубинное, архетипическое неприятие всяческой рутины, обусловленное потребностями выживания (выживание суть правильное выполнение затверженных навыков, будь то навыки охоты/собирательства из повседневной практики примитивного человека или трудовые навыки, обеспечивающие регулярный денежный заработок человеку индустриального общества). Удовольствие тесно связано с красотой непредсказуемой (вспомним «случайный» тип удовольствия) и свежей, то есть не известной из прежнего опыта.

27. Конечно, подобную красоту — назову ее условно девственной — можно ощутить и в уже знакомых объектах, точно так же как некую метафорическую девственность можно обнаружить в возлюбленной и тогда, когда ее фактическая девственность осталась в далеком прошлом. Именно такую девственную красоту ощущают почти все дети, а также поэты и художники, иногда под воздействием определенных наркотических веществ, например алкоголя или ЛСД. Но для огромного большинства взрослых единственным способом ее ощутить служит только новый опыт.

28. Правда, мы находим, чем заменить утраченную объектом девственную красоту. Картина красива, потому что она моя — потому что я ею владею, или храню ее в своей памяти, или понимаю сокрытую в ней тайну. Просто вещь становится моей вещью, не вещью в себе. Опыт уступает место обла-

29. Современное общество все упорнее заталкивает нам в глотку объективную красоту. Только такая красота и занимает профессиональных критиков; а мы живем в эпоху критиков. Только такая красота заботит коммерцию. Массовые средства информации, отработанная техника вульгаризации, пришедшая на смену дидактической морали девятнадцатого века дидактическая культура века двадцатого (в доказательство того, что орган воздействия на массы верно «служит» этим самым массам), численный рост музеев и художественных галерей, шквал литературы информативного характера — все это толкает нас, существ по сути своей «актуальных», воспринимать мир в «скобках», в условно-объективном виде.

30. Характерная для наших дней притягательность наркотиков и разных философий — таких как дзэн-буддизм, — помогающих обнаружить девственную красоту в знакомых объектах, объясняется нашим протестом против того давления, которое оказывает на нас современное общество. У объективной красоты есть свое назначение, и в этих рамках она нужна и важна; но иногда нам хочется поменьше всяких имен и названий, поменьше ярлыков, поменьше анализа и исторических привязок — словом, поменьше «культуры». Нам хочется, чтобы сейчас, в эту самую минуту, ничто не стояло между объектом/опытом и разумом и чувствами. Нам нужна вещь в себе.

31. Подгоняемые этим желанием и вынужденные вечно искать дотоле неизведанное, мы ставим себя в ситуацию Мидаса. Все, к чему он прикасался, обращалось в золото — и с этого мгновения становилось для него совершенно бесполезным. Мы жаждем девственной красоты, но стоит нам вкусить ее, она обращается в золото… или скуку. И нам приходится искать снова. Удовлетворить желание значит сотворить новое желание.

32. Но есть, конечно, и еще один элемент в нашем стремлении к девственному опыту красоты. Не нужно большой наблюдательности, чтобы заметить: здесь действует тот же неумолимый закон, что и в случае с голодом, — «злое», или очевидно враждебное, состояние необходимо нам, чтобы насладиться состоянием «добрым», или благожелательным.

33. Голод и аппетит означают ровно одно и то же. У вас есть аппетит? Да, я голоден. Вы голодны? Да, у меня разыгрался аппетит.