Аристос

65. Игры намного важнее для нас, и воздействие их гораздо глубже и многообразнее, чем нам хотелось бы думать. Некоторые психологи объясняют все те символические ценности, которые мы связываем с играми и с проигрышами или победами в них, с позиций фрейдизма. Весь футбол — это двадцать два пениса, рвущихся к вагине; клюшка для гольфа — фаллос со стальным стволом; шахматные король и королева — родители Эдипа, Лай и Иокаста; всякая победа есть форма либо эвакуации, либо эякуляции; и так далее в том же духе. Для вопроса о происхождении игр объяснения такого рода могут представлять определенную ценность, а могут не представлять никакой. Но для большинства игроков и зрителей гораздо более правдоподобным объяснением звучит то, которое предлагает Адлер: игра — это система для достижения превосходства. И не только: это еще и система (так же как добывание денег), которая до некоторой степени является ответом человека на бесчеловечную игру случая в космической лотерее; способность одержать победу в игре компенсирует победителю неспособность одержать победу вне контекста этой игры. Этот raison d'etre[16] игры с наибольшей очевидностью выступает в играх, построенных на чистом случае; и даже в играх, где элемент случайного практически исключается, всегда что-нибудь да приключится — то отскок, то подвох, то соринка в глаз попала. А зло тут вот в чем: приняв уравнительную случайность, человек очень скоро делает следующий шаг и начинает считать победителя не просто удачливым, но и в чем-то превосходящим остальных; точно так же человек в наше время начинает считать богатея в чем-то особенным, превосходящим всех остальных.

66. Охотники за престижем всегда стремились наложить лапу на спорт — особенно в мирное время.

Притчей во языцех стал дух бескорыстного благородства, царивший на Олимпийских играх в древности, в VI–VII веках до н. э., который позднее, при римлянах, был уже тронут тленом морального разложения. Но ведь и оливковая веточка уже была непомерной наградой. Соревновательность — потребность не отстать и стремление вырваться вперед — неотступно преследует человечество. Но для соревнования есть столько реальных сфер, что изобретать искусственные совершенно ни к чему.

67. Спорт — это возможность получать личное, персональное удовольствие, это ситуация, где на свет может явиться прекрасное. Но престиж — это вовсе не то, что составляет суть спортивной баталии. Куда важнее сама игра. Победитель — тот, на чьей стороне больше умения или больше везения; одерживая победу, он ни в каком смысле и ни в какой игре не проявляет себя всенепременно человеком лучшим, чем проигравший.

68. Едва ли не все популярные виды мирового спорта зародились в Британии. Но одно Британии так и не удалось экспортировать в мировом масштабе — любительский этос, любительский дух игры. Большинство иностранцев, а теперь уже и многие бритты, желают победить в рамках правил любой ценой; а правила соблюдают единственно потому, что игра без правил — это война.

69. Есть общества, ориентированные на средства, и для них игра — это игра; и есть общества, ориентированные на цели, и для них играть — значит выигрывать. В первом случае раз человек счастлив — он уже добился успеха; во втором человек не может быть счастлив, если не добился успеха. Все движение эволюции и истории убеждает в том, что если человек хочет выжить, он должен ориентироваться на средства.

70. Ведущая функция всех важнейших видов человеческой деятельности — искусства, науки, философии, религии — это приблизить человека к истине. Не одержать победу, не разгромить команду соперников, не быть несокрушимым. Современная шумиха вокруг любителей и профессионалов — разговор ни о чем. Всякий спортсмен, который играет прежде всего, чтобы выиграть, то есть прежде всего не ради удовольствия поиграть, — профессионал. Ему, быть может, не нужны деньги, но тогда нужен престиж, а престиж такого сорта ничуть не чище презренного металла.

Виновность

71. Не сегодня придумано, что преступность зависит от общества; как не сегодня придуман и циничный ответ на это утверждение: дескать, общество само зависит от преступности. Один из самых удручающих статистических фактов нашего времени убеждает в том, что преступность не просто растет, — она даже растет относительно быстрее, чем численность населения. Проблема виновности, применительно к обществу и к образованию для всего человечества, представляет далеко не академический интерес.

72. Существуют две крайние точки зрения. Согласно одной, преступники обладают полной свободой воли; согласно другой, свободы воли у них нет никакой. Мы, как общество, живем в соответствии с первым из этих убеждений; большинство из нас, как индивиды, склонны придерживаться второго убеждения.