Всё это очень серьёзно и требует самого аккуратного читательского отношения. Однако есть вещь ещё более серьёзная, и поэтому я скажу о ней сейчас, в самом конце этого пояснительного введения. Все люди, которых я упоминаю в предлагаемых ниже записках, реальны и отличаются от Аристотеля только тем, что я видел их во плоти и самолично разговаривал с ними. Особенность моего повествования – в двойном надломе реальности: не ощущая в себе сил на передачу живой истины бытия в её непосредственной данности, я ограничиваюсь лишь пересказом воспоминаний о своих впечатлениях. Скудость моих способностей к восприятию, слабость моего глаза, тугость уха и рассеянность памяти, помогая друг другу в деле забвения, могут привести к странным искажениям и пропускам, а иногда – прибавлениям. Желая уберечь описываемых мной людей от обычных писательских неточностей, я скрываю их имена под инициалами – иногда подлинными, а иногда нет. Порой, когда фонетика и риторика как бы просят, чтобы инициалы раскрылись и предстали в полной своей обнажённости, я иду на поводу у этого творческого искушения, не утверждая, впрочем, что раскрытые имена настоящие. Далее я исправляюсь, и полные имена вновь сворачиваются в инициалы и псевдонимы. Я же, в свою очередь, лишь смиренно склоняюсь перед теми людьми, жизни которых коснулось моё перо, и клянусь им в самом глубоком почтении и нежелании хоть как-то опорочить их имена. Я сделал всё, чтобы оставить добрую память о них.
Глава I,
которая начинается на вокзале, продолжается встречей со сверхрусским человеком, а заканчивается пятном на штанах
На моей малой родине, в Архангельске, есть выражение «через Ширшу-Маймаксу». В коротеньком мостике дефиса, перекинутом от деревни к посёлку, за игривым словом спрятан чрезмерно удлинённый путь, выбранный вместо простой и понятной дороги. Это наш путь. «В Москву через Владивосток» – говорит А. С. по поводу нашего путешествия в Темиртау. Мы летим в Казахстан через Минск. Есть ещё один маршрут: через Стамбул. Но таможня не даёт провезти наше оборудование, нужное для измерений на местности. Кто преступит закон, того ждёт арест, конфискация, штраф, испорченное на несколько дней настроение. Оба крюка намного дешевле, чем лететь напрямую под серпом и молотом «Аэрофлота». Но в нашем деле не бывает случайностей. Я открываю географическую карту и всматриваюсь в маршрут. Почти вертикальная черта, соединяющая Петербург и Минск, – напоминание о перемещении Аристотеля из Стагира в Афины и ещё более точное напоминание о моём перемещении из Архангельска в Петербург. Стамбул не уместен. Резкий и длинный штрих вправо, Минск – Нур-Султан – что это, как не прорыв Александра Македонского на восток, где располагались древнейшие хранилища мудрости, Индия и Вавилон. Индия стала пределом его полководческой славы, Вавилон оказался тем местом, где прервалась его достославная жизнь.
Сегодня восемнадцатое февраля 2021 года. Уже вечер. Я приезжаю на Московский вокзал и сажусь на ночной поезд. Нам купили билеты в фирменный вагон. Это не значит, что есть вагоны, зародившиеся сами собой, за воротами трестов и фирм. Просто где-то в пределах России всё ещё ходят вагоны, рождённые социализмом. Они сработаны грубой пролетарской рукой и неприглядны, но просторны и долговечны, как всякая настоящая вещь. Ещё с тех пор повелось, что «фирменное» – это нечто модное, кукольное, чем можно пустить пыль в глаза, а потом без жалости выбросить. Быть современным – значит быть фирменным.
В нашем вагоне есть биотуалет с кнопкой реактивного смыва и кондиционер, охлаждающий пыл пассажиров, но купе такие тесные, что багаж можно положить только под лавки нижних мест. По купе развешаны пояснительные таблички на трёх языках – русском, французском и каком-то заумном немецком. Я понемногу учу немецкий язык, узнаю его формы и фонетику, но без перевода не понял бы ни одной надписи. Может, это какой-нибудь голландский? Или специфический железнодорожный немецкий.
Вскоре появляется А. С. Его огромный чемодан не влезает под лавку. Он пихает его поперёк, перегораживая место перед столиком. Будем сидеть на чемоданах. Я пью кипяток и почти сразу укладываюсь спать.
Казахстан – великий степной океан, разлившийся до западных предгорий Китая. В нём дрейфует осколок советской Руси, всё истончаясь и входя в измерение призраков, где из-под истлевших лохмотьев виднеется сущность вещей. Там я встретил однажды сверхрусского человека. Только там он возможен – на границе миров, между явью и сном, в аэропорту города Усть-Каменогорска. Его звали Никита. Представившись, он сразу спросил:
– Ты заметил, что у меня нет переднего зуба?