Аритмия чувств

Януш.Да. Я в этом мире существовал, и отношения такого рода меня вполне устраивали. Работа велась при большом дворе профессора. Только придворные титулы и звания были заменены научными — вместо маркграфов или графов появились профессора, доктора и доценты. Такова структура абсолютного подчинения. Я не выносил этой неестественности и надувания щек. В Германии все это доходит до крайности — здесь тебя величают доктором, даже когда ставишь машину на техосмотр, потому что у каждого звание вписано в удостоверение личности — в моем стоит «доктор Вишневский». В Германии звание становится частью фамилии, следовательно, я — доктор Януш Леон Вишневский, а не просто Януш Леон Вишневский. Таковы неписаные правила, которые, вероятно, следуют из того, что если кто-то когда-то не мог иметь перед фамилией приставку «фон», то становился «доктором». История кражи мозга Эйнштейна и разделения его на части, разумеется, подлинна. Я приправил ее лишь любовной историей Эндрю и санитарки. Все это можно выгуглить из Сети и найти снимки типа, держащего баночки с кусочками мозга Эйнштейна. Я отлично знал, что подлинность событий, описанных в книге, будет проверяться, как и вопросы, связанные с расшифровкой генома. Я всегда несу ответственность за то, что пишу, чему научился в ходе публикаций научных статей, и придерживаюсь того же принципа и в беллетристике. Но это мне не всегда удается. Так, например, мне указали на разные недочеты во фрагменте, посвященном Кинзи. Я написал о том, что он занимался изучением «одной из подгрупп ос семейства СушрШае», а какой-то польский биолог прислал мне письмо о том, что, очевидно, речь в тексте шла не о подгруппе, а о виде и что, цитирую, «Я обманываю всю Польшу и должен стыдиться».

Дорота.Ну конечно, ведь это его жизнь.

Януш.Я знаю, у каждого своя грядка. Кто-то другой упрекает меня, что у «Сааба 900 5» нет кузова кабриолет, зато он есть у «Сааба 9000 5». А может, наоборот — я и теперь не помню, как правильно: забыл я один ноль или дописал лишний. Редакция этого тоже не проверила.

Дорота.Но смотри, как внимательны читатели.

Януш. Да, это научило меня относиться к ним с уважением, помнить, что то, о чем я упоминаю в своей книге, может быть предметом, которому кто-то из читателей посвящает свою жизнь. Среди ошибок, допущенных второпях, есть одна существенная. Я написал, что Кейт Ричарде — ударник, тогда как он гитарист в группе «Роллинг Стоунз». Ошибку исправили уже в следующем издании. Но я получил штук сто пятьдесят писем, в которых меня справедливо ругали за нее. Я не считал также, сколько улиц ведет к музею в Новом Сонче (смеется).А насколько помню, я привожу такую информацию в «Повторении судьбы».

Дорота.Хорошо, но это же, в конце концов, может быть вымыслом и не соответствовать действительности.

Януш.Но тогда люди перестают верить в то, что ты пишешь.

Дорота.Оставим пока в стороне тему книги. Я хотела, чтобы рассказ о ней появился немного позже. Пока же Давай вспомним тот момент, когда ты вернулся в Польшу после годичного пребывания в Соединенных Штатах. Что происходило в твоей жизни тогда?

Януш.Прежде всего, я планировал защитить диссертацию. Я защитил ее в Варшавском политехническом институте, поскольку в моем родном университете не было специалистов в этой области. Тогда в Торуни не было специалистов по информатике, облеченных соответствующими званиями и настолько компетентных, чтобы стать моим научным руководителем, а значит, я снова должен был уезжать из дому. Я знал на память дорогу Варшава— Торунь. В то время я купил себе автомобиль и благодаря отоваренным из-под полы карточкам на бензин мог позволить себе ездить в Варшавский политехнический институт, куда приняли мою диссертацию и где профессор Марек Стабровский, преподававший на электротехническом факультете, согласился стать моим руководителем. В 1985 году, менее чем через год после моего возвращения из Америки, я ее защитил. Тогда возник вопрос: «Что дальше?» Знания в области информатики, которые я приобрел в Штатах, в Польше не были востребованы.

Дорота.Из-за разницы в уровне развития техники?

Януш.Да. В Америке я узнал о существовании других возможностей, другой сетевой техники, работал на других компьютерах, на «персоналках». В 1984 году появились первые персональные компьютеры Гейтса, стоявшие на столах сотрудников, о чем в Польше в это время еще даже не начали мечтать. Но я-то жил с сознанием того, что в Америке все это есть. В голове не укладывалось, что в Польше программисты по-прежнему работают с перфокартами, что без оператора они не в состоянии распечатать результаты собственной работы. Я хотел иметь компьютер на столе и констатировал тот факт, что такой техники в Польше еще долго не будет. Главным образом из-за нашей безалаберности.

Дорота.Просто мы были отрезаны тогда от технологий. Возьми, к примеру, сотовый телефон.

Януш.Да. Я хорошо это сознавал и стал искать организацию, в которой мог бы начать работать.