Аритмия чувств

Януш. Да, существовала. Разумеется, в книге она изображена в сгущенных красках, но была такая женщина, которая все время носила наушники, все время слушала серьезную музыку, всегда была одета во все черное и изумляла мир красотой своей груди, которую демонстративно выставляла напоказ. С виду она была очень замкнутой и недоступной, однако уже после короткого общения с ней мне открылась ее огромная впечатлительность. Такой она была благодаря музыке. Она обожала Шопена. Я познакомился с ней на вечеринке у поляка, как и я, пребывавшего в Кентербери по гранту. Во время этого вечера она начала рассказывать мне о Шопене, так мы познакомились. История о том, что она занималась любовью, слушая оперу, подлинна, но случилась не со мной, а с кем-то, кто мне об этом рассказал. Прекрасный персонаж, героиня, которая всегда о чем-то интенсивно тоскует. Вокруг нее крутилось множество мужчин, потому что для англичанки она была исключительно красивой. А также, видимо, по причине ее независимости, ведь независимые женщины вертят мужчинами как хотят. Она производила впечатление особы неприступной. И эта женщина обнаружила в нас — во мне и в пригласившем меня поляке — родственные души. По правде говоря, вначале я хотел написать книгу о Дженнифер. Только о ней. Но позднее я изменил решение. Это должна была быть история Дженнифер и ее отца. Дженнифер на самом деле родилась на острове Уайт. Это был самый грустный сюжет в романе, и он нравился мне больше всего — письмо Дженнифер к Якубу в поезде, а потом история их встреч. Для меня Дженнифер оставалась самой загадочной фигурой.

Дорота. И очаровала тебя как женщина?

Януш. Да, но, отталкиваясь от реальности, я создал историю, в которой красивый, добрый и благородный Якуб оказывается просто трусом. Он придумывает себе, что не может быть с ней, и попросту сбегает. В реальности все было не так. У меня сложилось впечатление, что я стал исключительно важен для Дженнифер, но я знал, что буду в Англии всего лишь три месяца, а затем вернусь обратно, чтобы разрываться между работой и семьей. Она мне нравилась, очень, но тогда я любил другую женщину — свою жену.

Дорота. Ты знаешь, что с Дженнифер происходило после твоего отъезда?

Януш. Знаю только, что она по-прежнему живет на острове Уайт. Вернулась туда. Знаю об этом от того поляка, который познакомил меня с ней. Он работал в Варшавском политехническом институте, занимался транзисторами большой мощности. Очень способный мужик. Помню, что мы, поляки, держались тогда вместе. Видимо, сказывалось отсутствие сообщения с Польшей: Интернета не было, а электронная почта предназначалась исключительно для посвященных.

Дорота. А другие личности, вдохновлявшие тебя, оставили в твоих произведениях какой-то след?

Януш. Как тебе известно, в моих книгах много науки. Это тот мир, который я знаю, и писать о нем в каком-то смысле означало идти по легкому пути. Зачем описывать незнакомые миры, если можно описать тот, который существует?

Дорота. Все, что ты написал о науке и ученых в своей книге, правда?

Януш. Все правда. Интересно, что поляки, прочитав «Одиночество в Сети», заинтересовались мозгом Эйнштейна и тем, что с ним произошло. Я первым обратил их внимание на эту историю, первым добрался до этой информации. Блестящая история!

Дорота. В Польше все тогда были увлечены мозгом Ленина.

Януш. Да? (Смеется.) Мир науки — это мир интриг и скандалов, в котором есть место для самых невероятных историй. Им управляет тщеславие и зависть, но с той существенной разницей, что завидуют здесь мозгам и замыслам. Чему-то действительно великому. Глупо завидовать тому, что у кого-то есть автомобиль, ведь есть шанс, что когда-нибудь ты и сам будешь его иметь. С умом дело обстоит не так уж просто. Мир науки — это мир похищенных замыслов и результатов исследований, а его структура больше всего напоминает французский двор.

Дорота. Нобелевские премии, когда оказывается, что отцов какой-нибудь идеи много, — яркий тому пример.