Аритмия чувств

в которой заключена теория абсолютного движения. Физика Ньютона является основой общей физики, общей теории относительности. Мы находимся в ньютоновском мире и не видим, как здание уменьшается в результате движения Земли со скоростью девятьсот шестьдесят тысяч километров в час, а ведь это так. Просто у нас есть определенная система отсчета, и большинство из нас находится в одной из комнат этого здания. Хотя существуют другие системы отсчета, в которых этого здания просто нет. Однако если есть нечто являющееся истиной для 99,9% всего населения Земли, а кто-то пытается отрицать эту истину, то меня это страшно раздражает. Я называю это глупостью, обычной человеческой глупостью. Еще меня нервирует, особенно когда я сейчас приезжаю в Польшу, отсутствие терпимости, неприятие отличающейся точки зрения, нежелание вслушаться в отличающееся мнение, нежелание относиться к нему как к существующему параллельно. Вспомни наш разговор о гомосексуализме. В Польше любят приклеивать всем и вся ярлыки. А ведь этот другой человек просто имеет отличное от твоего собственного мнение и имеет причины для этого.

Дорота. И имеет право его иметь.

Януш. А многие люди начинают их ущемлять, оценивать, ограничивать, обрывать дружбу, не общаться с ними лишь потому, что воспринимают жизнь иначе, это меня ужасно нервирует. Просто не выношу глупых людей. Тех, которые ничего не делают для того, чтобы больше узнать о мире и людях.

Дорота. Что тебя может взволновать? Растрогать?

Януш. Больше всего меня волнует несправедливость. Когда кому-нибудь наносится незаслуженная обида. Например, не могу понять, как кто-то ранит животных ради собственной выгоды, не могу понять, как можно напустить друг на друга двух псов, спровоцированных до крайней степени агрессивности, и приказать им драться до тех пор, пока один не загрызет другого. Не могу спокойно смотреть, когда бьют женщин. Не могу сохранять спокойствие при виде любой несправедливости даже в менее щекотливых вопросах, например в науке. Когда у кого-то несправедливо отнимается право на идею, например, у аспиранта есть отличная идея, а лавры за ее воплощение получает его профессор, и лишь потому, что аспирант этот ему подчинен. Что меня еще ужасно нервирует? Что меня волнует? Меня очень волнуют обычные истории, например, я часто плачу в кинотеатре на мелодрамах, что, может быть, даже заметно по моим книгам. Этой взволнованности человеческими историями я подчинился, когда писал «Одиночество в Сети», книгу, которая даже чересчур мелодраматизирована. Сегодня я бы изменил это в ней, но уже поздно. Просто я способен поддаться этой магии. Меня волнуют плачущие люди. Я глубоко сопереживаю чужим эмоциям.

Дорота. Ну хорошо, а ты помнишь, когда в последний раз плакал?

Януш. Я плакал тайком. Когда Ада, моя дочь, получала аттестат зрелости. Зал был не таким уж темным, так что, может, кто-нибудь и видел меня плачущим, хотя я делал вид, что фотографирую. Я задумался, почему плачу, ведь получение аттестата зрелости -- это довольно обычная вещь. Но я помню, что в тот же самый день, когда она получала аттестат, я достал из коробки, хранящейся в подвале, ее первые тетрадки, прочел первые слова, написанные ею. Так я осознал, что в жизни дочери закончился один и начинается следующий период. И, разглядывая ее тетрадки, я хотел вспомнить, как она начинала писать. Тогда меня это не волновало, тогда я, кажется, даже ворчал, что она плохо пишет, что не там поставила черточку. Пожалуй, это был последний раз, когда я плакал. Ничего больше припомнить не могу. Вспомню, скажу.

Дорота. Скажи, есть ли такой вопрос, на который ты не ответил бы?