Тот, увидев нас, щёлкнул по выключателю, погружая всё вокруг в полутьму, рассеиваемую лишь дежурным светом на лестнице. Глаза резануло от резкого перепада, и если бы из них уже не текли слёзы, то сейчас точно брызнули бы во все стороны. К тому же, я боялся темноты…
Тем временем Столяров вынул из кармана небольшой китайский фонарик — их недавно привезли в наборах от какого-то спонсора — и, подсвечивая путь, пошёл в сторону служебных помещений, стараясь ступать так тихо, как позволял скрипящие под ногами ссохшиеся доски пола. Баранов и Рогов тащили меня следом, стараясь не сипеть и громко не дышать от натуги. Получалось это у них откровенно плохо, и Баранов даже пару раз выругался вполголоса, пытаясь удобнее перехватить мои ноги.
Наконец, они втащили меня в хозяйственный блок и остановились. Из-под двери в дальнем конце коридора лился свет. Но было тихо, и подождав несколько минут, чтобы убедиться, что никто не застукает, Столяров, поковырявшись гвоздём в замке, открыл дверь в кладовку, где технички хранили инвентарь и средства для уборки. Меня поставили на ноги, а после Рогов пинком впихнул в неё, так что я упал на пол — между грязных вонючих тряпок и помятых оцинкованных вёдер. Локоть заныл от встречи с одним из них.
— Аривидерчи, пиздюк! — прошептал Баранов, махнул мне рукой и захлопнул дверь, на которой стоял английский замок, не открывавшийся без ключа. Или, как я понял, отмычки.
Я испугался, потому что резко стало темно — к этому моменту я уже привык к свету фонарика, — но почти сразу вспомнил, как однажды помогал Антонине Васильевне, нашей нянечке, и бегал сюда за пакетом с порошком. Поднявшись, я на ощупь нашёл дверь и, пошарив по стене справа от неё, нашёл выключатель. Щелкнул кнопкой, и под потолком зажглась лампочка, простая, без плафона или абажура. Моргавшая в такт перепадам напряжения.
Заняться было нечем, спать пока не хотелось, изучение полок с кучей средств для мытья полов, стен, окон и посуды оказалось не самым интересным занятием, и я, выбрав относительно чистое ведро, перевернул его вверх дном, сел на него и задумался. Да, по сравнению с остальными в моей группе я был самым мелким, как по возрасту, так и по росту, но это же не навсегда. Надо только подождать. Вот вырасту, стану большим и сильным, и тогда ни Столяров с Роговым, ни сам Баранов не смогут мне ничего больше сделать, а вот я им точно надаю таких тумаков… Но пока нужно было сделать так, чтобы меня больше не трогали. Затаиться. Стать тише воды, ниже травы. Тогда я ещё не знал слово «мимикрировать».
***
— Да ладно ты!
Мы ехали по Пролетарскому проспекту, и Ира со скоростью, превышавшей среднюю, маневрировала в потоке, перестраиваясь из одного ряда в другой, подрезая и не пропуская другие автомобили. Вися
Она так ездила всегда. Если бы я не знал, что она училась на права и получила их сама, то точно решил, что ей в их приобретении посодействовал отец. Олег Степанович руководил одной из самых крупных строительных компаний города и души в дочери не чаял, балуя, как только мог. А Ира не отказывалась, хотя и старалась всегда всё делать сама. Вот такое вроде бы противоречие, однако в их семье оно работало.
— Что «да ладно»? — спросил я, глядя на то, как перед нами проявилась перестроившаяся из правого ряда серая девятка, и наша Тойота плавно ушла влево, едва не врезавшись в чёрную Мазду. Кажется, шестую.
— Не куксись. Я не хотела тебя обидеть. Ну ты же знаешь, что я тебя люблю. Ты мой самый лучший друг, и я просто за тебя переживаю.
— Да я не куксюсь. Или как это? В общем, не кисну. Ты просто тоже меня пойми. Вокруг итак шепчутся, что я на особом счету у начальства, и если вдруг Пётр Васильевич внезапно уйдёт на пенсию, и на его место назначат меня, то что скажут? А я ведь даже не зам его.
Приведённые мною доводы были не первой свежести, я повторял их из раза в раз, но ничего нового придумать не мог. Да и что я мог сказать сейчас, когда в моей голове крутилось только одно: «Я тоже тебя люблю. Ты мой самый лучший друг…»? Друг!
— Опять двадцать пять! Тош, ну, во-первых, у Васильича в принципе нет зама, а во-вторых…
Что «во-вторых», Ира договорить не успела, как не успела и затормозить или свернуть в сторону. Сначала я услышал грохот от столкновения Тойоты с другим автомобилем и стук упавшего с заднего сиденья рюкзака. Одновременно с этим меня тряхнуло и резко качнуло вперёд. Затем ремень безопасности впился мне в грудь, и я невольно подумал, что завтра точно будет синяк. О том, что с Ирой всё в порядке, я знал — она материлась, как сапожник, пытаясь одновременно сбить вздувшуюся подушку безопасности, освободиться от ремня и отодвинуть кресло назад, чтобы вылезти наружу.
— Погоди. — Я выпрямился, убрал её руки, и аккуратно открыл клапан, сдувая воздух из подушки, и нажал на кнопку, чтобы петля ремня выскочила из фиксатора.
— Сука! — не глядя на меня, тут же снова выматерилась Ира, наконец, освободившись и отодвинув кресло назад. — Откуда он взялся?