Аркадий Аверченко

Редактор «Сатирикона» Аркадий Аверченко особенно благоволил поэту Василию Князеву, о котором следует говорить особо. Этот человек стоил Аркадию Тимофеевичу больших нервов, так как ни минуты не мог прожить без криков и скандала. Неуемность характера понуждала его бегать даже на кулачные бои — у него были выбиты все передние зубы. Князев уверял коллег, что не может писать стихи, если не побуйствует и не подерется. Он же позволял себе оскорблять Аверченко прямо в глаза, называл его буржуем и постоянно требовал денег. Сотрудники журнала недоумевали, почему редактор это терпит. Между тем Аверченко ценил талант Князева и как-то написал ему: «…сам я не большой поклонник стихов, и если люблю поэзию, то такую, как у Вас — здоровую, „от земли“, чуждую всякой изломанности и манерности»[23].

Приведем здесь стихотворение Князева «С натуры» (1909) на извечную российскую тему о «народных защитниках». (Прочитав эти строки, написанные ровно сто лет назад, мы невольно вспомнили аналогичные диалоги депутатов Пронина и Мамонова из современного российского скетч-шоу «Наша Russia».)

После сытного обеда
В кабинете у Володи
Долго шла у нас беседа
О страдающем народе.

«Да, — вздохнув, промолвил Фатов,
Развалившись на диване, —
Гибнут в царстве плутократов,
Гибнут русские крестьяне». —

«Что поделать? — отозвался
Князь Павлуша Длинноногий. —
Я работал, я пытался…
Но налоги…» — «Ах, налоги!» —

«Да, налоги, и при этом —
Темнота, разврат и пьянство!
Проследите — по газетам:
Вырождается крестьянство!..»

После сытного обеда
(Ну и повар у Володи!)
Долго шла у нас беседа
О страдающем народе…

В 1920-е годы, став одним из революционных поэтов, Василий Князев продолжал обливать грязью Аверченко, чем возмутил Аркадия Бухова. Тот писал:

«…один человек вместо благодарности плюнул в лицо ему (Аверченко. — В. М.). Это нынешняя знаменитость советская — Василий Князев. Вытащенный Аверченко, что называется, за уши, обласканный им морально, вечно поддерживаемый материально, Князев в момент нашего общего ухода из старого „Сатирикона“ в собственный „Новый Сатирикон“ побежал с жалобой на Аверченко в участок. В поданном доносе Князев обвинял Аркадия Тимофеевича „в краже конторских книг“. Позже, когда настал большевизм и Князев был почетным членом редакции „Красной газеты“, он писал в ней:

— Помните, что Аверченко еще скрывается в Петрограде.

Но даже и тут Аверченко остался Аверченкой. Когда один из нынешних сменовеховцев, а тогда свободный литератор, с возмущением показывал ему эту заметку, Аркадий Тимофеевич улыбнулся и заметил:

— Что же: иметь такого врага, как Князев — это даже льстит самолюбию порядочного человека» (Бухов Арк. Что вспоминается // Эхо. 1925. 1 марта).

Иногда печатался в «Сатириконе» и Александр Иванович Куприн, с которым у Аверченко сложились дружеские отношения. Куприн посвятил Аркадию Тимофеевичу замечательный рассказ «Белая акация» (1911). Он написан в форме письма неудачно женившегося человека своему холостому другу. Автор письма непостижимым для себя образом влюбился в Одессе в женщину, которая год спустя вызывает в нем ужас. Виной всему несчастный считает одуряющий запах белой акации, от которого нигде нет спасения и «весь город на несколько недель охвачен повальным безумием, одержим какой-то чудовищной эпидемией любовной горячки». Приезжему человеку, особенно северянину, весенние цветы белой акации сулят преждевременную гибель. «Завидую вашей холостой свободе, и да хранит вас аллах от чар белой акации» — так заканчивается письмо.

Аверченко был частым гостем в гатчинском доме Куприна. Поскольку оба они увлекались авиацией, то совершали прогулки налетное поле военно-авиационной школы. Гатчинским соседом Куприна был известный в те годы карикатурист Павел Егорович Щербов, которого Чуковский как-то назвал «бородатым чудаком, смесью художника, дикаря и ребенка». Этот фантазер построил себе дачу в стиле северного модерна (в виде некого гриба), и она также нередко принимала под своей крышей Аркадия Тимофеевича.