В книге хакасского писателя Николая Доможакова[123]
приводится факт, который я нигде больше не встречал. К моменту возникновения соловьевщины уже был тайно подобран и ждал подходящего момента для вступления в должность будущий глава независимой Хакасии. Править крошечной страной должен был не главный шаман, не совет старейшин, даже не хан, а президент парламентской республики. Понятно, что структура государственного устройства была разработана не в хакасской тайге.Ни положительной, ни отрицательной роли кандидат в президенты сыграть не успел. Но факт свидетельствует о том, что за спиной Соловьева, казака с четырехклассным образованием, стояли некие политические структуры, которые строили обширные и далеко идущие планы.
Уважаемый читатель, вам это ничего не напоминает?
Таким вот образом казачий урядник Иван Николаевич Соловьев из «вольного атамана», который (как бы это сказать поделикатней) руководил операциями по регулярному посещению сел с целью продовольственного обеспечения, стал вдруг заметной и опасной политической фигурой.
Вероятно, в это время Соловьев получил громкий, хотя и неофициальный титул, — «император тайги». Титул кое к чему обязывал самого атамана и резко повышал в глазах местного населения начальственный ранг Соловьева, которого многие до той поры звали просто Ванькой.
Тем, кто вот уже 80 с лишним лет говорит о «стихийном бунте возмущенных инородцев», лучше помолчать. Соловьевщина была движением рукотворным и умно подготовленным.
На известие о возникновении в 1920 году отряда Соловьева Москва ответила привычным образом. Не было анализа причин. Столица не запросила: «Как все началось? Кто и зачем, на основе каких порочащих сведений арестовал колчаковского урядника, который перед этим добровольно сдался в плен?»
Не вызвало любопытства у столичного начальства и то обстоятельство, что бывший урядник после слияния отрядов превратился в «вожака» только «хакасских масс». В 150-миллионной России хакасов к тому моменту насчитывалось (вместе с грудными младенцами и столетними старцами) в лучшем случае 30 000 человек.
Ответом советского правительства на расширение масштабов соловьевщины стал приказ двинуть части 26-й местной дивизии — пехоты, конницы и даже артиллерии — в сторону взбунтовавшихся инородцев. Но Сибирь — не Воронежская губерния и даже не Тамбовщина с ее лесами и высоким поголовьем волков. Соловьев на этот маневр ответил уходом в горы и тайгу, где у него хранились запасы всего необходимого.
Вот как в 1921 году, до приезда Голикова, излагали результаты войны с Соловьевым самые «светлые» умы Енисейского губотделения ГПУ и командиры местных частей особого назначения
Продолжительная
Далее в документе говорилось:
«Большая территория; оторванность частей полка (от других соединений в случае опасности. —
Чекисты и местные командиры обращались к губернскому руководству ГПУ и ЧОН с предложением: «увеличить
То и другое, по мнению авторов документов, «могло быть достигнуто путем создания на территории Ачинского уезда
Полк состоял из четырех батальонов. Каждый батальон в тех условиях насчитывал 300 человек.
Но авторы бумаги просили полк и еще один батальон.
Вот о каком подкреплении шел разговор в бумаге до появления в Сибири будущего автора «Тимура».
Постарайтесь, уважаемый читатель, эти цифры запомнить. Они нам скоро пригодятся.
ИСПЫТАНИЕ ВЫШЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ СИЛ
Предложение, с которым обратились к губернскому начальству местные чекисты и горе-командиры «среднего звена», повергло штаб ЧОН Енисейской губернии в ужас. Свободных полутора тысяч бойцов у штаба ЧОН губернии не было. Создание стабильного гарнизона, да еще столь масштабного, требовало громадных средств на обустройство, на содержание, на доставку из Красноярска продовольствия, боеприпасов, обмундирования, фуража и т. п. Положение осложняло отсутствие железных дорог, а также приличных дорог для гужевого транспорта (об автомобилях в ту пору говорить не приходилось).