В «Открытом письме» я нарочно отзывался о Солоухине крайне резко (Ачильдиеву даже пришлось кое-что убрать). Во-первых, я хотел, чтобы мое письмо заметили. Во-вторых, в глубине души я рассчитывал, что Солоухин не стерпит и мне ответит.
И третьих, я надеялся, что родня А. П. Гайдара согласится подать нa обидчика в суд. Но промолчали обе стороны.
Солоухин по-хамски ответил Борщаговскому, который корил его в «Литературной газете» за безнравственность. Со стороны Борщаговского Солоухину ничего не грозило, кроме новых упреков. Но Солоухин побоялся ответить мне, потому что я обвинял его в уголовно наказуемом преступлении, которое именовалось «клеветой в печати». Достаточно было одного хамского слова в мой адрес, чтобы подать на Солоухина в суд и там объяснить смысл наших с ним разногласий. Учитывая масштабы антигайдаровской кампании, было не сложно догадаться: поданный мною иск приобрел бы размеры громкого скандала, который с газетных страниц ворвался бы и в эфир.
Но Солоухин четко понимал, кому хамить можно, а кому — опасно. Это глубокое понимание, как мы вскоре убедимся, Владимир Алексеевич пронес через всю оставшуюся жизнь: он более чем вежливо ответил мне три года спустя со страниц «Соленого озера», о чем у нас еще будет подробный разговор.
Прошло немного времени, и стало очевидно, что моя крошечная публикация замечена и многими одобрена. Если еще недавно людей интересовало, не пропустил ли я статейку Солоухина в «Огоньке», то теперь множество народа подходило и молча жало мне руку. Кто-то вполголоса добавлял: «Только так с подлецами и нужно разговаривать». Было десятка полтора благодарственных звонков в редакцию. Можно было только удивляться, как в громадном потоке информации люди разглядели два моих крошечных столбца.
— Знаешь, — неожиданно позвонил Ачильдиев, — главный сказал, что не будет возражать, если ты принесешь небольшую статью. У него эта кампания против «комполка Голикова» тоже вызывает омерзение.
Статью я принес. Называлась она «Заговор против Гайдара». Материал вышел хлестким. В редакции, читая, смеялись, но слегка постригли.
В новой публикации была одна хитрость. Начали мы ее с… «Открытого письма». Мы его напечатали второй раз. Такого еще не бывало.
Из разных краев мне потом присылали городские и областные газеты с перепечаткой «Заговора». Мое негромкое выступление в защиту Аркадия Петровича прокатилось волной по Советскому Союзу. Страна тогда еще не успела рассыпаться.
Вскоре произошло другое значительное событие. «Открытое письмо» и статью «Заговор против Гайдара» я принес Артему Боровику. С недавних пор я сотрудничал с газетой «Совершенно секретно». У меня появился на ее страницах ряд серьезных публикаций.
Артем удивленно хмыкнул, когда увидел мои крошечные заметки о Гайдаре. Мне в «Совершенно секретно» он каждый раз отдавал по две, а то и по три полосы.
Полемизировать с Солоухиным Боровик тоже не захотел. «Много чести для него!», — обронил он. Предвидя возможность такого поворота, я припас сюжет, от которого, надеялся, Артем не откажется. И не ошибся.
В газете «Совершенно секретно» № 2 за 1992 год, на трех полосах с большим портретом Аркадия Петровича вышла моя статья: «Гайдар: остался в окружении, чтобы…»
Это была уже известная вам, уважаемый читатель, совершенно дикая история о том, как Гайдар шел с боями по немецким тылам, воевал и погиб в партизанском отряде, а в Москве в это время его считали изменником Родины.
Статья о героизме Гайдара в дни Отечественной войны, о трагизме его посмертной судьбы прозвучала диссонансом потоку лжи, которую печатали другие издания.
Тираж у газеты «Совершенно секретно» был 2 700 000 экземпляров. Это было одно из самых читаемых изданий. Статью перепечатали русскоязычные газеты и журналы в США и Израиле.
Там, среди наших соотечественников, тоже шел спор: «Кто же Вы, Аркадий Гайдар?»
Так складывалась ситуация перед тем, как Владимир Солоухин приступил к написанию «романа» «Соленое озеро».
Документальную книгу о Гайдаре взялся сочинять человек, который:
• никогда в жизни не работал в архивах (Солоухин сообщил об этом в «Литературной газете»);
• у которого не было под руками ни одного свежего, прежде неизвестного документа о службе А. П. Голикова-Гайдара в Красной армии.
Что в подобной ситуации предпринял бы любой квалифицированный литератор? Сел бы в солидной библиотеке за изучение литературы, начал бы параллельно трудиться в архивах. Других путей просто не существует.
Но Солоухин нашел. Он стал подбирать средства психологического воздействия на читателя без… конкретного исторического материала.