Первый ответ меня обескуражил. Подсознание ответило: «Короленко». Я всегда высоко ценил Владимира Галактионовича, но читал его, стыжусь, мало. А в последнее время, помню точно, не читал совсем. Вычитать у Короленко про расстрелы в затылок я не мог.
Я повторил свое задание мозгу. Он ответил: «Солоухин».
Я на свое подсознание даже обиделся. Оно возвращало меня к тому, в чем я просил помочь разобраться: к 16 заложникам, будто бы расстрелянным Голиковым, о чем написал Солоухин.
Для меня мое подсознание — живое существо, с которым, случается, я иногда вступаю в диалог. И я ему попенял, что оно стало как бы вяло и безответственно работать. Но тут же устыдился, подумав, что сам в этом виноват: перегрузил мозг повседневной, мелкой работой. Оставляю слишком мало времени на отдых.
Но странное дело. Имена Короленко и Солоухина стали мелькать в моей памяти все чаще. Казалось, подсознание настойчиво пыталось на что-то обратить мое внимание, чего я не замечал. И вдруг однажды утром, когда я уже проснулся, но еще не успел открыть глаза, все связалось в один узел.
У кого как, но для меня эти утренние мгновения перед тем, как я открою глаза, необычайно важны. Именно в эти минуты в мозгу всплывают целые, воедино сложившиеся страницы текста, новые фрагменты книги, над которой я работаю.
Здесь нужно молниеносно вскочить, пробежать в кабинет, ни на что не отвлекаясь, включить компьютер и все отстучать; или быстро записать ручкой на больших листах; или наговорить на один из трех диктофонов. Из утренних записей часто получаются главные, самые важные разделы и страницы моих книг.
Давайте и мы посмотрим на итоги одной такой трудовой ночи.
Еще раз вспомним, о чем шел рассказ:
• командир-чоновец Голиков (будто бы!) захватил ни в чем не повинных заложников-хакасов;
• держал их Голиков в бане;
• потом по приказу Голикова кто-то из его подручных выводил заложников из темницы. И Голиков лично убивал каждого выстрелом в затылок.
Так было рассказано в огоньковской статье (а затем повторено в «Соленом озере»),
Я подсознательно вспомнил, что держал в руках некую документальную книгу-исследование. Название — «Наваждение». Направленность — антисемитская. Имя-отчество автора (вероятно, но случайному совпадению) Владимир Алексеевич. Фамилия —
Речь здесь тоже шла о расстреле заложников. Но в этой книге страшный факт приводил не сам Владимир Алексеевич, а его тезка, Владимир Галактионович. Фамилия —
— Выходит, писатель Короленко знал Голикова? — спросит изумленный читатель.
— Понятия не имел.
— Но Короленко знал, что чоновцы проделывали подобное в Хакасии?
— Короленко слыхом не слыхивал о Голикове. Вполне вероятно, что не знал и о существовании самой Хакасии. Он сообщал о том, как чекисты поступали в… Одессе.
Владимир Галактионович писал из Полтавы в Москву, наркому просвещения Анатолию Васильевичу Луначарскому. Короленко сообщал, что
Затем, отличаясь аккуратностью, чекисты «спускают воду. Все чисто».
Надеясь, что Луначарский передаст его сведения если не Ленину, то хотя бы Дзержинскому, Короленко сообщал: такое творилось не только в Одессе.
Короленко писал о стрельбе в затылок как о профессиональном способе уничтожения людей; способе издевательском, где палачей, главным образом, заботило, чтобы в помещении оставался чистым пол, чтобы убийцам не нужно было своими руками сбрасывать трупы в могилы.
Человек, сраженный револьверной пулей, падал в могилу сам, автоматически. Это рассматривалось чекистами как усовершенствование безостановочного, утомительного труда.
Таким образом, Солоухин позаимствовал из письма Короленко подлинные исторические факты, которые имели место в Одессе и Полтаве.
Но в
Одно только здесь не совпадало. Солоухин не смог сообщить, что Голиков расстреливал заложников в уборной, над ватерклозетом, поскольку в силу особенностей своего исторического развития хакасы в ту эпоху при нужде пользовались другими удобствами… На улице.
Это был первый случай, когда мне удалось проследить очень важную для моего расследования закономерность: любой эпизод, рассказанный В. А. Солоухиным об А. П. Голикове, если он поддавался документальной проверке, оказывался подтасовкой или ложью.