Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров

Гайдар незадолго до их отлета в Москву ушел к себе в номер, чтобы (как он им объяснил) написать «официальный рапорт». После этого принес «конверт (?!) и письмо».

«Вручите лично (главному редактору Буркову. — Б. К.), — сказал Гайдар. — Здесь все объяснено. Можете прочитать. Письмо открытое. Кстати, не стесняйтесь, что тут есть похвальные слова (естественно о них, «мушкетерах». — Б. К.)».

Но это они поведали в 1967 году. Как развивались события В 1941-м, остается загадкой. Реальная судьба рапорта неизвестна. Миша и Володя также сообщают, что Аркадий Петрович послал в редакцию подарки. Борису Буркову — трофейный вальтер.

Но сам Бурков, выступая на протяжении нескольких десятилетий по радио и ТВ с воспоминаниями о Гайдаре, ни единым словом о рапорте и пистолете не обмолвился. Не рассказал Бурков о подарке и в нашем с ним полуторачасовом разговоре. Беседа произошла до выхода книги «Всадник, скачущий впереди».

Даже если официальный рапорт пришлось вложить в «дело», которое было на Гайдара заведено, ничто не мешало Буркову пересказать, что говорилось в послании. Ведь письмо не содержало никакой «военной тайны», особенно через 20–30 лет после Победы.

А что пистолет Буркову, скорее всего, послан был, свидетельствуют такие подробности. Гайдару на передовой дарили много оружия. Даже если оно лично ему и не было нужно, Аркадий Петрович все равно брал. Во-первых, чтобы не обидеть дарителей. Во-вторых, Гайдар знал, что с подарками делать: он их тоже дарил. В первые месяцы войны револьверы и пистолеты, особенно трофейные, были в дефиците и считались роскошным подарком.

Гайдар подарил браунинг № 2 капитану Якову Рябоконю, который, будучи раненым, помог вывести окруженцев из Семеновского леса под Киевом. Маленький вальтер — лейтенанту Сергею Абрамову[23].

Такой же подарок он мог послать Буркову. Если бы Борис Сергеевич пистолет получил, он бы о нем помнил. Бурков стал бы в Москве первым главным редактором, у которого появилось такое оружие — не в мае 1945-го, а в сентябре 1941-го. Но Бурков не увидел пистолета, как не увидел и письма.

«Официальный рапорт» (по моему убеждению) был уничтожен Мишей и Володей, потому что разрушал легенду о том, что Гайдар замыслил изменить Родине. Уничтожив письмо, Миша и Володя не стали передавать и вальтер. Подарок, даже без сопроводительного письма, также опрокидывал бы версию о переходе Гайдара на сторону врага и предательстве.

Миша и Володя не зря молчали 26 лет. Все эти годы они пребывали в состоянии страха от содеянного, в ужасе от масштабов предательства, совершенного по отношению к Аркадию Петровичу.

Прозрение

Миша и Володя улетели на «Дугласе» днем. Гайдар их провожал. Потом вернулся в Киев. Город был пуст. Круглосуточная канонада, которая не смолкала последние дни, стихла. Город уже никто не охранял. В любой час на улицах могли появиться вражеские танки.

Аркадий Петрович заехал на Крещатик, в гостиницу «Конти-ненталь». Три месяца она служила главным пристанищем всему журналистскому корпусу. Теперь и гостиница поражала полупустотой и пугающей тишиной. Оставаться здесь Гайдар не захотел.

Он забрал из номера вещи и вышел на улицу. Здесь его ждала полуторка с ее водителем Александром Ольховичем. Это Саша возил Аркадия Петровича все два месяца на передовую и обратно. Сейчас Ольхович ждал Гайдара, чтобы отвезти его к себе домой, на Круглоуниверситетскую улицу, дом 15. На окраине было спокойней. Там жила его мать.

Можем ли мы сегодня представить, о чем думал Гайдар в последнюю ночь перед падением Киева? В какой-то мере можем. Ведь я был знаком с Александром Куприяновичем Ольховичем, который меня разыскал после моего выступления по радио. Оставив все московские дела, я полетел в Киев.

.. Аркадий Петрович в тот вечер долго не ложился спать. Его ваботило решение, которое он принял (и которое не мог не при-шть). Он несколько раз мысленно представлял, как Миша и Во-июля с загадочно-испуганным видом идут по длинному коридору [ «Комсомолки», заходят прямо в кабинет Буркова и долго сидят там за обитой войлоком дверью.

Гайдар знал цену обоим «товарищам из бригады». За два ме-Ьяца с лишним пребывания на Юго-Западном фронте Миша с Володей ни разу не спустились в окоп. При этом отличались честолюбием и заносчивостью.

Докладывая Буркову, они должны были испытывать неловкость от того, что мало видели на передовой, что сами улетели, в Гайдар остался. У них должно было родиться желание выгля-еть красивее, отважнее, патриотичнее, чем это происходило на амом деле. Так Аркадий Петрович мог подойти к мысли, что «мушкетеры», скорее всего, исказят в своем рассказе реальную | картину и реальные мотивы того, почему он, Гайдар, отказался лететь в Москву[24].

Читатель спросит:

— А имеются у вас, Камов, доказательства в подтверждение такой версии?