Аркадий Райкин

Замечательной находкой Канцеля была постановка миниатюры «Римская улица». Режиссер помог актеру найти меткие характеристики для целой серии образов, типизировавших разнообразные явления зарубежной жизни. Газетчик, натер, фабриканты… Два персонажа, которых в перечне райкинских героев принято называть — длинный и коротышка, созданы на такого рода неопровержимых деталях. Дело не только в том, что Райкин очень ловко приседал и вытягивался, но еще и в тех шляпах, которые попеременно появлялись на голове актера, и в том, как длинный и коротышка смотрели друг на друга. Здесь все время образы держались на грани, соскользнув с которой можно было утратить и достоверность характеристики, и правду театрального чуть-чуть.

Спорить приходится и с авторами, и с режиссерами. Но и с теми, и с другими ведутся совместные поиски. Искра возникает только от столкновения.

В репертуаре театра была миниатюра «Разговор о вежливости». В первоначальном драматургическом варианте она выглядела так. Выходили актеры и говорили о том, что люди должны быть вежливы друг с другом, должны уважать правила социалистического общежития. Потом, следом за этим те же самые люди оказывались в вагоне трамвая. Они шумели, задевали друг друга. Кто-то кого-то называл дураком. Кто-то произносил традиционное для такого рода «диспутантов»: «Можете нанять такси» или «А еще шляпу надел». Все это получалось удивительно плоско, не смешно.

В театре долго бились с автором над этой миниатюрой, ничего путного не получалось. И, как всегда, решение пришло неожиданно. Сценку в трамвае отбросили. Оставалось только вступление: актеры собираются на сцене и говорят о вежливости. Разговор идет совершенно серьезный, и, при всем желании, из него невозможно выжать даже самого крохотного намека на юмор. Тогда решили все же разговора не трогать, а в самом конце миниатюры ввести одну подробность, которая приобретала необыкновенную силу.

Идет лекция о вежливости. Лектор чрезвычайно пафосно говорит о том, что при входе надо говорить слово «здравствуйте», а уходя, «до свидания», объясняет, в каких случаях нужно употреблять слова «пожалуйста», «спасибо», «будьте здоровы». Актеры, играющие слушателей, старательно, как ученики в школе, записывают в блокнотах все, что говорит лектор. А когда он тем же назидательно-прописным тоном подчеркивает, что женщину нужно уважать, мужчины активно поддерживают его, репликами выражают полную солидарность с ним. Лекция окончена. Мужчины сразу же покидают помещение, предоставив единственной среди них женщине возможность унести стулья, на которых они сидели. В финале миниатюры, построенном на приеме неожиданного и острого преувеличения, все опровергалось.

Несколько спектаклей театра было поставлено режиссером А. П. Тутышкиным. Режиссер и актер вахтанговской школы, которую Райкин считает близкой себе, Тутышкин хорошо чувствует юмор и увлеченно ищет необыкновенную форму комедийного образа.

Однажды и режиссер, и актер оказались в тупике. В спектакле «На чашку чая» разыгрывалась оперетта-миниатюра «Летучая Мисс». Смысл ее был в следующем: первый спектакль актеры готовят тщательно и показывают с увлечением. Но чем дальше от премьеры, тем все больше спектакль разбалтывается.

Миниатюра была построена на том, что на рядовом, будничном спектакле актеры путают текст, произносят не те слова. Попробовали сыграть это, думали, что будет смешно, оказалось совсем не смешно. Положение было тем более сложным, что «Летучая Мисс» должна была идти в программе последним номером. Можно ли было так кончать спектакль?

Кроили и так, и этак. Изобретательный Тутышкин, продолжая поиски в самом тексте миниатюры, готов уже был сложить оружие. И вот режиссер и актер стали обсуждать пути, которыми они строили миниатюру, и результаты, к которым пришли. Райкин сказал:

— Ведь эта маленькая комедия — комедия положений, а не характеров. Давайте придумаем самые смешные обстоятельства.

И режиссер и актер стали совместно искать. Перепутанные слона — это, возможно, и смешно, но это не видно. А будет видно, если актер в рядовом спектакле выйдет выступать, скажем, во фраке с чужого плеча. Сам он обыкновенного роста, а фрак с очень большого человека. Он идет, а фалды тащатся по земле. Туфли для этого рядового спектакля тоже подобрали нелепо. Если фрак гораздо больше актера, то туфли совсем маленькие. Они страшно жмут, нормально ходить в них невозможно. Всю первую сцену актер проводит в страшных мучениях. Но зато во второй сцене он выбегает легко, освобожденно: он сбросил в перерыве тесные туфли и надел галоши.

Суфлер на этом рядовом спектакле сидит не там, где ему полагается, а почему-то прямо на сцене, под столом. Актер, чтобы услышать суфлера, вынужден ложиться на пол. Письма, которые получали герои, оказывались перепутанными.

Вот теперь уже можно было основывать действие и на перепутанных словах. Потому что к тексту добавлялось зрительное впечатление, когда к веселому происшествию приходили веселые небылицы.