Аркадий Райкин

«Здравствуйте, незнакомый, всеми уважаемый артист Райкин! Я давно уже собирался, как говорят советские люди, посоветоваться с Вами кое о чем. Третьего августа я слушал Вашу радиопостановку «От двух до пятидесяти» и решил не откладывать. Не подумайте, что я какой-нибудь анонимщик, нет. Я пока к сумасшедшим не принадлежу. Мне 27 лет. С 18 лет я смог разъезжать по СССР. Бывал и на востоке, в Средней Азии, Краснодарском крае, Кривом Роге, Брянской и Смоленской областях. Я не искал длинного рубля, я старался понять жизнь. Сейчас скажу, смешна жизнь. Смешим ее не кто иной, как мы: рабочий народ, начальство. Я душевно тронут. Разве можно так жить дальше? — нет. Можно ли воровать друг у друга? Раздевать, хулиганить, взятничать — дико, тов. Райкин. Кто мы? Мы — это первая страна, построившая социализм. Наши деды в 17 делили кусок хлеба пополам, курили одну папиросу. А в 41—45 было не так? Сейчас мы жить как должны?..

Жизнь усложнена не только этим. Сколько у нас начальства, а работать некому. Взять хотя бы бухгалтерию. Одна бумажка — сто подписей. В магазинах... Одна работа — два человека. Какую убыль приносят начальники! А их-то у нас, боже мой! Понимаете, я решил дать бой всему этому. Дорогой товарищ артист! Посоветуйте и будьте добры, дайте мне маленький совет. Я хочу проверить себя, как же я понимаю. Может, со мной что-нибудь не в порядке. Так жить дальше я не согласен. Чтобы ежедневно ошибаться, недопонимать и всё время наносить убыток Родине, народу, как это делает начальство. Я никого не боюсь, пускай меня накажут за то, что я ищу правду. Я не прощаю ни артистам, как видным людям, ни писателям, ни поэтам. Давайте молчать, махнув на всё рукой!

4/VIII-63

Петушков».

Из Красноярска в 1967 году писали: «За последние несколько лет искусство лгать далеко шагнуло вперед. Ложь уже не выражают прямыми словами, как это было во времена наших дедов, ее создают при помощи общих туманных оборотов... Все признают, что надо говорить правду. На этой фразе появляетесь Вы — гениальный художник. Вы — народный любимец, воплощение правды и чистоты...»

Житель города Жданова в 1960 году признавался: «Когда слушаю Вас, мне кажется — всё на свете хорошо устроено, правда всегда торжествует. Только в эти полчаса чувствуешь себя человеком. Передача заканчивается, а действительность остается с тобой».

А какой взрыв негодующих писем вызвал отказ в присуждении Райкину Ленинской премии! В 1967 году письма с жалобами на «мещанские, отсталые, косные взгляды отдельных еще влиятельных, ответственных товарищей из Комитета...» шли в политбюро, председателю Совета министров СССР А. Н. Косыгину, министру культуры Е. А. Фурцевой.

Некоторые послания, вызывавшие сочувствие Аркадия Исааковича, рождали у него действенный отклик. Прочитав письмо девочки, просившей помочь ее больной маме, артист не только нашел время договориться с врачами о больнице, но даже предоставил возможность девочке и ее отцу пожить в своей квартире. Как мы помним, помог он и моряку, оказавшемуся по ложному навету в тюрьме. Во всех этих (и, вероятно, многих других) случаях Аркадий Райкин, используя свой авторитет, знакомства, звонил по телефону, а если нужно, ехал, договаривался.

А вот еще одно довольно обычное письмо от одиннадцатилетнего Саши, на которое Райкин ответил не сразу. Мальчик, мечтавший стать артистом, спрашивал своего кумира: «Как вы достигли такого таланта?» Рассказ об этом письме и ответе на него содержится в райкинских «Воспоминаниях» (глава «На деревню дедушке»). Мальчик Саша вырос и стал известным артистом Александром Калягиным. На семидесятилетием юбилее Аркадия Райкина он использовал свое давнее письмо — остроумно разыграл сценку, взяв в качестве фабулы известный чеховский рассказ о Ваньке Жукове, слезно писавшем «на деревню дедушке».

Короче, как сказал К. М. Симонов, «Письма пишут разные: / Слезные, болезные, / Иногда прекрасные, / Чаще — бесполезные». Подобных писем множество в обширнейшей корреспонденции, полученной Аркадием Исааковичем и недавно переданной его дочерью на хранение в РГАЛИ. Пока еще необработанные и неописанные, они, надеюсь, в будущем дадут материал многим исследователям — не только искусствоведам, но, главное, историкам, помогут понять без прикрас жизнь страны, жизнь нескольких поколений на протяжении половины столетия.

В «Моем актерском интервью» на вопрос корреспондента: «Слава — это бремя или радость?» — Райкин ответил: «Бремя, которое бывает радостным, а порой невыносимо тяжелым... Слава — это прежде всего огромная ответственность». Аркадий Исаакович остро ощущал эту ответственность. В течение полувека постоянно встречаясь с публикой, он всякий раз волновался, как дебютант. Уже с утра ему начинало казаться, что он болен, потерял голос, не помнит текст. «Яне отношусь к категории бравых артистов, уверенных, что всегда будет успех, — признавался он. — В день спектакля не нахожу себе места. В театр приезжаю за час-полтора».