Аркадий Райкин

Что касается Райкина, получившего вторую премию, то именно с разговора о нем начал Евгений Вермонт рассказ о конкурсе: «Мне кажется, тут жюри несколько поскупилось, этот исключительно одаренный, умный и тонкий эстрадник безусловно имел право на первую премию, не присужденную, кстати сказать, никому. Райкин — это настоящая советская эстрада. Его веселый и злой номер имеет синтетический характер. Тут и прекрасное, весьма своеобразное, этакое лукавое чтение, и грациозно-искристый конферанс, и фельетон, и блестящее искусство маски и пародии».

А вот что рассказывал позднее еще один член жюри, Леонид Утесов: «В процессе конкурса мой коллега по жюри Исаак Дунаевский все время грустно спрашивал меня: «Этот надолго?» — «На год», — отвечал я. «А этот?» — «Может быть, на три года». Вдруг на эстраду вышел худощавый, с большой шапкой черных волос молодой человек. Это был Аркадий Райкин. Он быстро и непринужденно исполнил три эстрадных номера. Члены жюри оживились, зрители аплодировали артисту. И когда Дунаевский, улыбаясь, спросил меня: «Старик, а этот надолго?» — «На всю жизнь!» — ответил я». Леонид Осипович очень любил вспоминать эту историю и законно гордился своей проницательностью, которой, кстати, не меньше, чем он, был одарен и Райкин.

Дореволюционные рецензенты, говоря об успехе актера, любили писать: «Утром он проснулся знаменитым». Не будем столь решительны в утверждениях, но конкурс, безусловно, привлек к Райкину внимание всех любителей эстрадного искусства. Записи пародийных номеров на Всесоюзном радио принесли молодому артисту еще более широкую известность. Его вводят в спектакль Московского театра миниатюр в ответственной роли конферансье. Он выступает на концертах в Колонном зале Дома союзов, домах творчества журналистов, писателей, Доме актера и на других престижных площадках.

В Кремле

Но особое значение имело для него выступление в Кремле на праздновании шестидесятилетия Сталина 21 декабря 1939 года, о чем он в наших беседах никогда не упоминал и нигде не писал. Я узнала эту историю благодаря случайности. Как-то во время работы над райкинскими «Воспоминаниями» я в разговоре с М. М. Жванецким посетовала, что в рукописи, лежавшей на моем столе, много размышлений на самые разные темы, но мало событий, «экшна», как теперь говорят. «Разве он не рассказывал о встрече со Сталиным?» — удивился Михаил Михайлович. Мне удалось, проявив некоторую настойчивость, расспросить Аркадия Исааковича об этой истории и записать на магнитофон его рассказ. На последнем этапе работы над «Воспоминаниями» он был включен в текст, не вызвав со стороны автора никаких замечаний. Позволю себе здесь повторить его, поскольку встреча со Сталиным сыграла немалую роль в судьбе молодого артиста.

«Неожиданно меня вызывают в Большой театр и говорят, что я должен участвовать в концерте, который готовится к 60-летию Сталина. Естественно, ни вопросов, ни возражений быть не может. Состоялась пробная репетиция. На следующий день другая — состав участников концерта изменился. Мои номера пока держатся. Утром 21 декабря нам объявляют, что концерт не состоится — Сталин не захотел. Ну что ж, лишний раз не надо нервничать! Я оказался свободен и мог воспользоваться приглашениями, которые заранее имел на этот вечер.

В первом часу ночи возвращаюсь в гостиницу. «Где же вы пропадали? Мы вас искали по всей Москве, — встречает меня дежурная по этажу. — Концерт-то был». — «Как, где был концерт?» — «Так, был. В Кремле, в Георгиевском зале. Вот вам телефон дежурного Комитета по делам искусств, который вас разыскивал».

Звоню. «Да, — говорит он сокрушенно, — к сожалению, мы вас не могли найти. Сейчас уже поздно, концерт кончился, ложитесь спать».

Признаюсь, мне было жаль, что концерт прошел без меня. Все-таки интересно. Я ни разу не был в Кремле, не видел Сталина. Но делать нечего! Лег и по молодости быстро уснул.

Среди ночи меня разбудил телефонный звонок. Зажег свет, взглянул на часы — пять. Сняв трубку, слышу короткий приказ: «Быстро одевайтесь, едем в Кремль». Я решил, что меня кто-то разыгрывает. Не иначе как Никита Богословский, большой мастер на подобные шутки. Иду снова к дежурной и прошу у нее телефонную книгу: бумажку с номером телефона дежурного Комитета по делам искусств я куда-то засунул. Одной рукой листаю книгу, другой на всякий случай одеваюсь. Снова звонок. Нетерпеливый голос: «Ну где же вы?» — «А кто это?» — «Я из Комитета по делам искусств. Жду вас внизу с машиной. Со мной Шпиллер [6]. Тоже ждет вас».

Теперь уже понял, что это не розыгрыш. Схватил свой чемоданчик, без труда нашел машину, и через две минуты я в Кремле. Всё это время судорожно думаю об одном: где бы раздобыть стакан чаю. Голос у меня, как известно, без металла, глуховатый, а тут со сна и вовсе сел. По пути к Георгиевскому залу обращаюсь к одному полковнику, к другому с просьбой достать мне стакан чаю. Для меня это была своего рода психотерапия — я почти не волновался по поводу предстоящего выступления.