Аркадий Райкин

Двумя десятилетиями ранее, исполняя «В гостинице "Москва"», артист больше показывал. Из мгновенных эскизов персонажей складывался собирательный образ положительного героя, в котором уже заключалась оценка, он был однозначно рассчитан на сочувствие и восхищение. Теперь этот образ значительно усложнился, приобрел многогранность. В нем были история и современность, личность и всё человечество, добро и непримиримость к злу. Сатирические, «игровые» персонажи, данные как бы мимоходом, одним штрихом, тем не менее были живыми и узнаваемыми. Но главное, размышляя о жизни, Райкин ставил вопросы, а зрители должны были самостоятельно искать на них ответы. На деле это был не более чем хитрый ход, когда сама постановка вопроса подсказывала ответ.

Ответ подразумевался, но отнюдь не навязывался. Зрители включались в свободный поток размышлений артиста, по-своему оценивая привычное, примелькавшееся. Сатирик — поэт, утверждает Райкин, и как поэт он, если воспользоваться терминологией Андрея Вознесенского, достигал в монологе «не созерцания, а сосердцания». Сердца зрителей устремлялись ему навстречу, бились в унисон.

Трудно назвать другого артиста, у которого контакт с залом был бы столь полным, доверительным и искренним. Для зрителей Райкин был не просто одним из любимых, популярных артистов, великим художником, мастером. Они хотели от него узнать нечто новое о себе, о своей жизни, и даже не новое, а хорошо знакомое, но поданное в неожиданном ракурсе, окрашенное его личным отношением, его юмором, его печалью. Но откуда он, этот увенчанный высокими званиями и премиями артист, перед которым распахиваются любые двери, знает о их жизни?

«Как никто, он чувствует жизнь, — говорил по этому поводу Жванецкий. — Близок шоферам, близок проводникам, близок широкой массе людей, которая только и может питать его творчество. В этом жанре одной театральностью не проживешь!»

Большому, минут на 15—20, вступлению к «Светофору» вторил близкий по интонации, но короткий заключительный монолог, придававший уравновешенность композиции спектакля. Снова слышался шум города, спешили прохожие, мигали огни светофора. «Зеленый свет движению! Зеленый свет добру! Стоп невежеству, стоп разгильдяйству! Внимание человеку, ведь от каждого из нас зависит чья-то жизнь... Мягко мигает светофор, как будто спрашивает нас по-человечески: «Здравствуй, друг! Как живешь? Счастливого пути!»».

В «Светофоре», а еще раньше в «Волшебниках» участвовал приглашенный Райкиным ансамбль пантомимы из шести артистов под руководством Григория Гуревича (псевдоним «Гри-Гур»). Они сопровождали вступительный и финальный монологи, придавая сценическому действию динамику, создавая иллюзию движения уличной толпы.

В этих монологах Райкин, как обычно, разговаривал со зрителями от своего лица, через головы авторов. «Присваивалось» буквально каждое слово. Еще в спектакле «Волшебники живут рядом» монолог был назван «размышлениями». Этот новый жанр Аркадия Райкина предполагал если не авторство самого артиста, то непременное соавторство.

Глава двенадцатая ЗАРУБЕЖНЫЕ ГАСТРОЛИ

На разных языках

Небывалая слава и популярность артиста на родине сочетались с его изоляцией от внешнего мира. И все-таки известность Райкина вышла далеко за пределы страны. Крупнейшие актеры и режиссеры, приезжавшие в Советский Союз, становились непременными зрителями спектаклей Ленинградского театра миниатюр. Кроме упомянутых Марселя Марсо, Жана Луи Барро, Симоны Синьоре и Ива Монтана с Райкиным общались знаменитый клоун Ахилл Заватта, чешский актер и сценарист Ян Верих и многие другие. Особенно тесные контакты сложились у него с представителями французской культуры, но мечта приехать на гастроли в Париж так и не осуществилась. Короткое знакомство с великим городом произошло позднее, в 1960-х, когда по пути в Лондон он смог задержаться там на один-два дня.

Его первые зарубежные выступления состоялись в 1957 году в Польской Народной Республике по настойчивому приглашению поляков. Общий договор о культурном обмене был подписан польской стороной лишь при условии гастролей Ленинградского театра миниатюр. Положение в стране, куда ехал театр, было сложным, отношение к нашей культуре — по меньшей мере настороженным. Но о театре Райкина там уже слышали, в журнале «Пшиязнь» («Дружба») публиковались портреты и маски артиста с короткой информацией о театре, который «не боится говорить правду». В ответ на официальное приглашение поляков решение о гастролях, вероятно, не без колебаний, всё же было принято. В руководстве страны было немало людей, полагавших, что ехать не следует, ибо театр сатирической направленности годится лишь «для внутреннего пользования». Райкина принял министр культуры Николай Александрович Михайлов, до этого недолго бывший советским послом в Польше.