Аркадий Райкин

И всё же, когда поощряют сатирика, который высмеивает существующие порядки, невольно возникает подозрение, что он потерял остроту, став удобным и даже выгодным. Что означал поток званий, хлынувший на Аркадия Исааковича в конце жизни? Хотели показать всему миру, как высоко ценится у нас сатира? Думали попросту задобрить, купить артиста? Сыграло ли роль личное благорасположение к нему Брежнева? Не берусь судить. Но важно, что, будучи и лауреатом, и Героем Социалистического Труда, он оставался Райкиным.

Менялось время. Приходили новые кумиры. Возраст и болезни совершали свою разрушительную работу. Но зрители по-прежнему горячо, с оттенком особого почтения и благодарности принимали любимого артиста. Знаменательно, что последние при жизни Райкина гастроли театра проходили в Ленинграде. Трехтысячная аудитория Выборгского дворца культуры, в том числе молодежь, не знавшая того, феерического Райкина, поднималась со своих мест при его появлении на сцене и долго аплодировала стоя. Мне посчастливилось быть свидетелем такого волнующего признания зрителей на обычном, рядовом спектакле.

В течение последнего года жизни Аркадий Исаакович успел сделать многое. Попрощался с дорогой ему ленинградской публикой, с городом, в котором была прожита большая часть жизни, расстался с ленинградской квартирой, словно бы предвидя, что она ему больше не понадобится.

Четвертого июня 1987 года спектаклем с символическим названием «Мир дому твоему» наконец-то открылось свое, постоянное здание театра на Шереметьевской улице, дом 8, со зрительным залом на 950 мест, строительство которого продолжалось около четырех лет и потребовало немало энергии и сил, прежде всего от самого Аркадия Райкина. «Знаешь, как я устал ездить по министерствам, ходить по кабинетам, — сказал он как-то много лет работавшей с ним актрисе Виктории Горшениной. — Это можно назвать хождением по мукам... или, точнее, по мудакам... Все они, конечно, что-то обещают, но ничего не делают. Чувствую, что я устал, а они на это и рассчитывают. Конечно, выстроят в конце концов, но меня из этого театра вынесут вперед ногами». Он не раз демонстрировал свою способность предсказывать (вернее, предчувствовать); к сожалению, это предсказание через полгода исполнилось...

После долгих раздумий и колебаний театр получил название «Сатирикон». Почему «Сатирикон»? Театр Аркадия Райкина (как и будущий театр Константина Райкина), казалось, имел мало общего с дореволюционным веселым, любимым читателями журналом «Сатирикон», в котором сотрудничали Аркадий Аверченко, Надежда Тэффи, Михаил Азов и др. Впрочем, кто в наши дни знает что-нибудь об этом журнале и его авторах, в первые годы советской власти оказавшихся в эмиграции и уже поэтому прочно забытых?

А было так. Государственный театр миниатюр, как упоминалось, в марте—апреле 1987 года гастролировал в Ленинграде. Аркадий Исаакович уехал из города в Дом творчества кинематографистов «Репино», где отдыхал в течение двух свободных от спектаклей дней. В один из них, когда мы с ним работали над «Воспоминаниями», на несколько минут заскочили Константин Аркадьевич и заведующая литературной частью театра Ольга Гарибова. «Папочка, надо решать с названием. Так «Сатирикон»?» — обратился к отцу Костя и после нескольких секунд колебаний получил окончательное согласие. «Ну, как вы думаете?» — спросил меня Аркадий Исаакович после их отъезда. Как я могла думать, понимая, что это название — результат длительных раздумий и обсуждений? Пусть будет «Сатирикон»!

В сентябре 1987-го наконец-то состоялась поездка в США. «Двадцать с лишним лет шла тяжба между американцами и нашими чиновниками по поводу гастролей Аркадия Райкина в США», — рассказал Константин Райкин корреспонденту «Советской культуры». Как мы помним, Аркадий Исаакович не раз получал приглашения от Сола Юрока на сорокадневные гастроли со своей программой и на участие в международной бродвейской программе «Не в бровь, а в глаз». Однако выезд Райкина за пределы стран социалистического содружества, очевидно, воспринимался как некая диверсия. Я. Самойлов пишет: «Райкин лишен возможности выездов даже по приглашению. Лишен принудительно. Его творчество как бы оказалось под пожизненным домашним арестом».

Когда же поездка наконец стала реальной, воспротивилась медицина. Состояние здоровья артиста было таково, что дальний перелет и волнения могли оказаться роковыми. И все-таки Райкин поехал. «Обстоятельства этой поездки были уникальны, — вспоминает Константин Аркадьевич, вместе с сестрой сопровождавший отца. — Я такого раньше никогда не видел и, наверное, не увижу. Представьте освещенный зал на две с половиной тысячи мест. И все до одного стоя рыдают. Плачут навзрыд и взрослые, и дети. В зале стоял стон. И мы на сцене тоже плакали. Мы чувствовали, что все родились на одной земле и тысячи нитей нас связывают... Отец был счастлив».