Аркадия

Септимус. Очень просто. Чем подсчитывать убытки, прикинем лучше, что осталось в целости и сохранности. Семь пьес Эсхила, семь - Софокла, девятнадцать - Еврипида. Миледи! Об остальных и горевать не стоит, они нужны вам не больше пряжки, которая оторвалась от вашей туфельки в раннем детстве, не больше, чем этот учебник, который наверняка потеряется к вашей глубокой старости. Мы подбираем и, одновременно, роняем. Мы - путники, которые должны удерживать весь свой скарб в руках. Выроним - подберут те, кто идет следом. Наш путь долог, а жизнь коротка. Мы умираем в дороге. И на этой дороге скапливается весь скарб человечества. Ничто не пропадает бесследно. Все потерянные пьесы Софокла обнаружатся - до последнего слова. Или будут написаны заново, на другом языке. Люди снова откроют древние способы исцеления недугов. Настанет час и для математических открытий, тех, которые лишь померещились гениям - сверкнули и скрылись во тьме веков. Надеюсь, миледи, вы не считаете, что, сгори все наследие Архимеда в Александрийской библиотеке, мы бы сейчас не имели... да хоть штопора для бутылок? У меня, кстати, нет ни малейших сомнений, что усовершенствованная паровая машина, которая приводит в такой экстаз господина Ноукса, была впервые начерчена на папирусе. И пар, и медные сплавы были изобретены не в Глазго. Так на чем мы остановились? Позвольте... Попробую-ка я сделать для вас вольный перевод. Когда мы учились в Харроу, вольные переводы давались мне даже лучше, чем лорду Байрону. (Забирает у нее листок, внимательно изучает текст, раздумывает над парой латинских фраз и начинает.) Итак: "Корабль, где восседала королева, подобен был... златому трону и сиял... на водах жарких, знойных, точно пламя..." - Так-так, что здесь? - "А... пурпур парусов под сладким ветром дышал и волновался, точно грудь..."

Томасина (сообразив, что ее провели, приходит в бешенство). Обманщик!

Септимус (невозмутимо). "И слаженно серебряные весла..."

Томасина. Обманщик!

Септимус. "...под звуки флейты били по воде, пеня ее, дразня и возбуждая".

Томасина (вскочив). Обманщик! Обманщик! Обманщик!

Септимус (уже без всяких запинок, с невероятной легкостью).

Сама же королева так прекрасна

была, что не сказать словами.

Под сенью томной возлежа...

Томасина. Чтоб ты сдох!

Томасина в слезах убегает в сад. В дверях она чуть не сталкивается с Брайсом. Скрывается из виду. Брайс входит в комнату.

Брайс. Бог мой, старина, что ты ей такого сказал?

Септимус. Сказал? А что я ей сказал?

Брайс. Ходж!

Септимус выглядывает за дверь, слегка озабоченный поведением Томасины, и видит Чейтера. Тот ищет, за что бы спрятаться.

Септимус. Чейтер! Мой любезный друг! Не прячьтесь! Входите, сэр! Смелее!

Оробевший Чейтер позволяет втянуть себя в комнату. Брайс пыжится как индюк, то есть держится с большим достоинством.

Чейтер. Капитан Брайс оказал мне честь... то есть... сэр... все, что вы имеете сказать мне, сэр... адресуйте капитану Брайсу.

Септимус. Занятно. (Обращается к Брайсу.) Ваша жена вчера не появлялась, сэр. Надеюсь, она не больна?

Брайс. Моя жена? У меня нет жены. Какого черта?! Что ты имеешь в виду?

Септимус начинает было отвечать, но затем озадаченно замолкает. Поворачивается к Чейтеру.

Септимус. Не понимаю вашего уговора, Чейтер. А к кому я должен адресоваться, когда хочу обратиться к капитану Брайсу?

Брайс. Берегись, Ходж! Не увиливай!

Септимус (Чейтеру). Кстати, Чейтер... (Осекшись, поворачивается к Брайсу и продолжает.) Кстати, Чейтер, у меня для вас потрясающая новость. Кто-то повадился писать письма от вашего имени. Совершенно дикие и невразумительные. Последнее получил полчаса назад.

Брайс (сердито). Ходж! Позаботься о своей чести! Не способен обсуждать дело, не ерничая, - назови своего секунданта, и он будет представлять теб сообразно достоинству дворянина. Уж, наверно, твой друг Байрон окажет тебе эту услугу.

Септимусу надоело дурачиться.

Септимус. Да, он окажет мне эту услугу. (Настроение Септимуса изменилось, он поворачивается к Чейтеру.) Сэр, сожалею, я нанес вам незаслуженную обиду. Вы - не подлец и не поэт. Вы - хороший, честный малый.

Чейтер (радостно). О! Вот это другой разговор! (Внезапно его охватывает сомнение.) Он что - извиняется?

Брайс. А как же ущерб, нанесенный его супружескому праву через отверстие между...

Чейтер. Фу-у!

Брайс. Через госпожу Чейтер. Ладно, мое дело - сторона.

Их прерывает появившаяся из сада леди Крум.

Леди Крум. О! На ловца и зверь бежит! Господин Чейтер, ликуйте! Лорд Байрон просит вашу новую книгу. Он жаждет ее прочитать и намерен включить ваше имя во второе издание "Английских бардов и шотландских обозревателей".

Чейтер. Миледи, "Английские барды" - это пасквиль, напраслина, которую лорд Байрон возводит на тех, чья поэзия чище, выше и лучше его собственной. Значит, он намерен оскорбить и меня?

Леди Крум. Ну разумеется. Не так уж плохо быть оскорбленным в компании Роджерса, Мура и Вордсворта. Или вы предпочитаете остаться в тени? А-а! Вот она! "Ложе Эроса"! (Она высмотрела на столе книгу, принадлежащую Септимусу.)

Септимус. Это моя книга, мадам.