Аркадия (СИ)

А потом он подался ко мне, и мы поцеловались. Я, наверное, очень боялась умереть, потому что целовалась жадно и долго, целовалась до головокружения от нехватки воздуха и до искусанных губ. И отстранилась я так же резко, как подалась к Акселю - в один момент. Я вспомнила, что мои братья и сестры - мертвы или в большой беде. Я метнулась к Констанции, она была бледная, ее губы казались синими от нехватки крови. Она не дышала. Я надела на нее корону, заботливо прижала ее к макушке Констанции, но ничего не произошло.

- Констанция, - позвала я. - Констанция!

Я и не заметила, что из глаз у меня льются слезы. Констанция не отозвалась, и я этому не удивилась, но внутри у меня загорелась злоба. Я ударила Констанцию по холодной щеке.

- Очнись!

Но я знала, что и это не сработает. Просто нужно было куда-то выместить поток ярости, грозивший меня снести. Я на коленях отползла к Герхарду. Его глаза были открыты, и я удивилась, насколько же они светлые, какой это жуткий оттенок, как ассоциируется он со смертью. Его рот был заляпан кровью, как будто он очень неаккуратно съел какого-то зверька. У меня не возникло ощущения несправедливости и злости, как с Констанцией. Когда я увидела ее, мне захотелось кричать от того, как несправедливо, что она мертва безо всяких видимых повреждений, будто во сне скончалась. Ребра Герхарда были разворочены, под ними я видела внутренние органы, меня затошнило.

- Адриан! - крикнула я без особой надежды. Он сидел, привалившись к стене. И вроде как можно было предположить, что он жив. Но я отчего-то знала, что нет. Что-то в его лице и теле говорило об этом, какая-то излишняя, даже для Адриана, расслабленность. Когда я подошла к нему, а бежать было уже совсем не нужно, я увидела, что голова его чуть склонена набок и по шее вниз за воротник уходят подтеки крови. Но кровь больше не текла. Я не стала прикасаться к голове Адриана, боялась нащупать его мозг, боялась, что меня стошнит. Я прикоснулась пальцами в его шее, но пульс не прощупывался.

К Астрид я шла нарочито медленно. Я видела, как ее опутывают тени, но теперь их не было. Темными казались только сосуды в белках ее глаз, почти черными. В остальном - она была, как и Констанция, просто мертва, безо всяких видимых причин.

И я завыла и зарыдала, хотя вообще-то считала себя очень уравновешенным человеком. Мне не стало за себя стыдно, стало просто удивительно от себя. Я все думала: вот и нет больше Констанции, как я и боялась. Нет Герхарда, и я не услышу его голос. Адриан не улыбнется и не скажет ничего в этой своей расслабленной буддийской манере, а Астрид не будет громко до отвратительного смеяться.

Астрид, Астрид - этого она хотела. И мы все хотели, раз ее послушались.

Я посмотрела на Акселя, от слез он передо мной расплывался. Он стоял надо всем этим нелепым полем битвы, посреди трупов всех, кого за долгое-долгое время, проведенное в Аркадии, знал. Аксель был как актер, который ждет аплодисментов, и тогда я подумала, может он и правду говорил, может сделал все только потому, что надоел ему Неблагой Король. И совсем ему не грустно, надо же.

Еще я подумала, что, согласно всем канонам, именно сейчас вся сказка должна была закончиться. Больше никаких братьев, никаких сестер, никакого Неблагого Короля. Я посмотрела на темное небо и красную звезду в его центре. Несомненно, оно должно было начать светлеть, и кровь должна была уходить из солнца, и я должна увидеть моих мертвецов еще раз, посреди дня.

Вот только ничего подобного не случилось. Небо рванула надвое молния, и все задрожало, как будто начиналось землетрясение. Еще одна вспышка расколола небо, и из черного оно стало рыже-алым, как волосы у Астрид, а потом снова черным. Снег под ногами начал таять, превращаясь в воду, а затем - в ничто. И я больше не слышала за спиной шума воды. Обернувшись, я увидела, что золота больше нет, поток, вырывавшийся вроде бы из горы, а на самом деле из ниоткуда, из самой пустоты, угас, и теперь из двух, остался лишь один. В замершую реку лились души, но их эфемерной силы было недостаточно для того, чтобы нести их по реке. И сама река, далеко внизу, застыла, похожая на золотую цепочку. Магия остановилась, и я вспомнила болото, от которого кормились деревья.

Тогда меня настигло ужасное, детское ощущение - мы что-то сломали. Только это была не папина вещь, не мамина вещь - это было само мироздание. Я крикнула Акселю:

- Так и должно быть?

А он сказал:

- Абсолютно точно - нет.

Я метнулась к нему. Небо вспыхнуло снова, заклубилось рыже-алым. И я поняла - оно горело. Я видела, как бушует за горизонтом огромный, дикий океан. А когда я обернулась, там, откуда мы пришли, осыпался лес, больше не было видно никаких верхушек деревьев, только валежник до самого края.