Аркадия (СИ)

Женщина занесла руку над первым из камней, и спица пробила его, как пробила бы яйцо. Я увидел, как на поверхности, усыпанной сколотыми синими крошками, выступила вязкая, бесцветная капля. Осиный мед, как я и думал. Женщина спустила его в чашу. Она разбивала камни снова и снова, а я даже не думал, что рубин, например, можно разбить. Наверное, это были не совсем земные камни. Они валялись теперь пустые и не нужные, хотя все такие же красивые, а чаша наполнялась медом. Женщина облизала липкие пальцы, и выражение ее лица на секунду стало блаженным. Она снова открыла глаза, синие, как осколки камня, который она распотрошила. Осиные дети копошились в останках улья, а их еда плескалась в чаше. Женщина взяла чашу, двумя руками, как величайшее сокровище. Мне всегда представлялось, что с таким благоговением матери держат младенцев, потому что знают цену жизни. Женщина стала подниматься по лестнице, и когда я увидел, что ее платье оставляет за собой алый след, я понял, что оно не красное, оно какое угодно, но покрыто кровью. Женщина преодолевала ступень за ступенью, а я думал, что она, наверное, злая королева. На ней не было короны, но у нее были соответствующие повадки. Я и не сомневался, что она — мать Делии. И мне было любопытно, кем были мои родители. Как они могли бы выглядеть здесь и чем заниматься, я не мог представить их в этом сказочном и страшном мире. Я следовал за женщиной, как тень, как призрак. Она вошла в покои, такие же белые, как и все здесь. Кровать, укрытая плотным белым балдахином, явно принадлежала ей самой. Я не знал, почему я так думаю, это было очевидно, как некоторые вещи, о которых почти не думаешь, потому что они очень простые.

Женщина поставила на белый стол чашу, так ярко выделявшуюся на фоне его белизны и белизны стен вокруг. Так же ярко выделялись и кровавые следы, оставленные женщиной. Она откинула балдахин, и я увидел сколопендру. Наверное, это была не та же самая сколопендра, а какая-нибудь другая, но для меня они все были на одно лицо, вернее, наверное, морду. У сколопендры было вспорото брюхо, и она сучила в воздухе острыми лапками, наверное, страдая от ужасной боли. Женщина смотрела на существо без жалости, не как врач. Глаза ее были полны любопытства.

— Я излечу тебя, — сказала она. — Взамен ты будешь служить мне.

И я удивился, неужели она думает, что сколопендра понимает ее язык. Но ей было, вообще-то, виднее. Сколопендра извивалась, и мне открывалось ее вспоротое брюхо. И я увидел кое-что, от чего меня бы стошнило, если бы я не состоял полностью из своего сознания сейчас. Внутри у гигантской сколопендры были человеческие органы — я видел сердце, видел блестящие кишки, они были такие же, как у людей в фильмах (настоящих я не видел). Сколопендра непрестанно дергалась, больше ничего человеческого в ней не было. Женщина запустила руку в чашу, ее пальцы были покрыты липким медом, и она смазала им жвалы сколопендры, чувственно, как смазывала бы губы любовника, наверное. А потом она начала лить мед на ее вспоротое брюхо. И я увидел, как он смешивается с кровью, становясь розовым, как клубничный сироп. Я увидел, как схватываются края раны, и это было прекрасно. Я никогда не видел, как жизнь побеждает смерть, и мне нравилось смотреть на это, хотя было и немного противно. Но теперь не тошнотворно, потому что боль существа утихала. Сколопендра не переставала извиваться, а женщина говорила, к счастью, говорила она медленно. Видимо, у нас со сколопендрой был один темп восприятия.

— Неси весть во все концы Аркадии. Я буду даровать вам жизнь, а вы помните мое лицо и служите мне.

Она перехватила сколопендру за одно из острых жвал.

— А не то, — и в ее лице мелькнула жестокость, которая ей самой доставляла удовольствие. — Я ведь могу и забрать свой подарок.

А потом я услышал голос сколопендры — человеческий голос, иногда прерываемый визгом. Я не понял, что она говорила, извиваясь и визжа, но мне показалось, что в потоке звуков мелькнули слова «собирательница меда».

В этот момент я услышал еще один голос, захотелось закрыть уши, всего было слишком много.

— Герхард! — звал кто-то, и я с трудом открыл глаза. Надо мной сидела Констанция, а я, наверное, лежал.

— Ты упал, мы думали ты умер, — сказала Делия, голос ее доносился издалека.

— Извините.

— Голова болит? — спросила Констанция. Я пожал плечами:

— Вроде нет. Не волнуйся. Глупее я уже не стану.

Я помолчал, а потом добавил:

— Я видел, какая башня здесь была раньше.

— Какая? — спросила Констанция. И я ответил:

— Белая.

— Гений, — хмыкнула Делия. Она была скептичная, но у нее это получалось как-то совсем не зло.

— И там жила твоя мама.

— Откуда ты знаешь мою маму?

— Вы похожи, как две капли воды.

Мне не хотелось, чтобы Констанция уходила, поэтому я решил не вставать. Я рассказал им мое видение, и Делия нахмурилась. Вряд ли ее мама и в Стокгольме приручала сколопендр, но что-то показалось ей знакомым.

— Значит, она и правда была здешней принцессой.

— Больше было похоже на лекаря, — сказал я. — Или на ведьму. Скорее на ведьму.

— Хорошо, принцессой-ведьмой, зануда.