Арканмирр

Последний день трехлетнего похода,
Последний цикл Игры Железных Рун.
«Грядет приход Свидетелей Исхода! —
Провозгласил провидец. — Ни колдун,
Ни воин не помогут в день расплаты,
И мы обречены на вечный ад —
Коль не найдется тот, кто жертвой страстной
Не одолеет зло, уйдя во мрак…»

Но речи вдохновенные упали
В пустое безразличие. Народ
Шел мимо, в своей спеси не вникая
В его слова. Что он им, тот Исход?
Они отвергли тьму былого мира,
Они забыли строки древних книг,
Они не помнят, что для Арканмирра
Чужие все — и боги и они.

Последний день трехлетнего скитанья,
Последний тур Игры Железных Рун.
Застыли в напряженном ожиданье
Владыки Нереальности: сквозь шум
Им отданного города донесся
Зловещий скрип кладбищенских ворот.
Они не знали, кто посмел без спроса
Прервать их; знали лишь, что он идет.

И выступил из тени Он, одетый
В доспехи Ночи, в плащ Разбитых Грез.
Изгой, спаситель, ангел или демон —
В тот день Его слова решали все.
Был брошен вызов, но на поединок
Не согласились Лорды Миражей,
И договор почетный заключили
Они, чтоб тайну скрыть в краю теней.

Последний день трехлетнего сраженья,
Последний ход в Игре Железных Рун.
Молчит Река Разбитых Отражений,
Молчит сокрытый тенью мертвый Ульм —
Но Арканмирр спасен. И Черный Рыцарь
Был удостоен места в мире грез,
Где ждет свою судьбу, чтоб с ней сразиться
За право пересечь потоки слез…

Не вполне сознавая, что делаю, я обнажил мифриловый клинок и начертил его светящимся острием собственный узор. Где-то в глубине скального массива послышался гул: пробужденная энергия вступила в конфликт с защитой Древних.

— Ты что тво'ишь? — удивленно спросил С'ньяк. — 'азве…

Черное отверстие Прохода, по которому я попал сюда, плотно затянулось серебристой паутиной. Тотчас же кто-то с той стороны попытался разорвать ее, затем в дело пошел топор — но это было уже бесполезно. Знак, сконструированный по образцу лежащей на Вратах Йог-Сотота Печати Старших Лордов, держался надежно.

— Мой выбор сделан, — сказал я, делая шаг вперед.

Пропасть испустила протестующий возглас (как ни странно, несколькими голосами сразу), но слова Мыслителя легко перекрыли их:

— Пусть. Это его п'аво.

«Древние действительно держат слово», — успел подумать я, падая в черноту Бездны.

Сияющий обод с дюжиной спиц, именуемый одними народами Колесом Судьбы, другими — Колесом Времени, третьими — Золотым Кругом Вечности, с величавой медлительностью вращался в окружающей пустоте. На бесконечно длинную ось крепились хитро сплетенные зубчатые колеса, соединенные в странный механизм.

На раму из тонких металлических прутьев была натянута основа из суровых, лишенных даже следов окраски Нитей Судьбы, а с двигающегося взад-вперед челнока волнами сбегали тонкие разноцветные нити, соответствующие прихотливо сходящимся долям смертных существ. Иногда в узор возникающего на раме полотна вплетались цельные кусочки иной, более древней ткани; иногда нити наискосок пересекал шнур Судьбы одного из тех, кого смертные считали богами.