Архангел

– Прыгай, – прошептал Уоррен.

– Не могу, – ответила я.

– Сколько еще тебе нужно времени, чтобы восстановиться?

– Минут пять, не меньше.

– Плохо.

Он отодвинул заднюю панель шкафа и толкнул меня вперед. Я вылезла, и он тоже.

– А запись? Ты не будешь пересылать видеофайл?

– Нет.

Он хотел отмазать брата, и я это понимала. Но его брат преступник, участвующий в продаже людей. Это не мелкое преступление, вроде кражи колбасы из магазина. Это работорговля, за которую положена высшая мера. Я вернулась в шкаф.

– Что ты делаешь?

– Забираю запись! – отодвинула панель, подлезла к камере, достала карту памяти и сунула себе в лифчик.

– Нельзя забирать запись! Ты подставишь нас обоих!

Вылезла из шкафа и уткнулась Уоррену в грудь.

– Отдай, – он протянул руку.

– Нет.

– Отдай мне запись! – он попытался ее отобрать.

– Нет!

– Я скопирую файлы и отправлю их!

– Я тебе не верю.

– Тогда скопируй сама и отправь! Но карту верни на место!

– Хорошо! – я достала карту и подключила ее к своему браслету.

Когда скопировала файл, вернулась через шкаф к камере и вставила карту памяти обратно. Прыгнула в пятое и Уоррен за мной. Закрыли заднюю стенку шкафа, выбежали в коридор. Там застыл мужчина в форме охранника. Очевидно, он шел за записью с камеры.

– Бежим, – Уоррен схватил меня за руку и мы, обогнув мужчину, бросились оттуда со всех ног.

Один поворот, другой, третий. Пустые коридоры, очередь из людей на погрузку в фуру. Мы выбрались на улицу и понеслись к барханам. Восхождение вверх было более чем утомительным. Ноги утопали в песке и приходилось помогать себе руками. Конечно же, если они обнаружат, что в комнате кто-то был, начнутся поиски. А наши с Уорреном следы на песке будет заметить несложно. Потом снимут отпечатки пальцев с задней панели шкафа, с камеры и определят, кого им стоит искать. Но это все произойдет, если они поймут, что в комнате кто-то был…

Добрались до забора, Уоррен быстро его перескочил, а мне опять пришлось лезть. Вспышка. Я сижу на заборе и уже в первом измерении. Уоррен помог мне слезть, и мы побежали обратно в лес.

Мы были уже у машины, когда я почувствовала боль в сердце. Помню, как дверь открыла, а дальше потемнело в глазах. Села на сидение, дверь закрыла и уперлась лбом в панель перед собой. Боль в груди не унималась. Кажется, мое сердце вообще сбилось с ритма.

Уоррен завел двигатель и погнал по гравийке в сторону старой дороги.

– Что-то мне нехорошо, – прошептала я, хватаясь за сердце.

– Разогнись и руку убери.

– Что?

– Разогнись и руку с груди убери!

Я разогнулась и убрала руку, а он ударил меня по груди кулаком. Дыхание на вдохе перехватило. Ребра не треснули, но от этого менее больно не стало. Я вдохнула и поняла, что мне лучше. В глазах прояснилось, а печь перестало.

– Спасибо, – откинулась на сидении.

Уоррен снова протянул ко мне руку ладонью вверх.

– Твой браслет.

– Не отдам, – ответила я и отвернулась.

– Мне насильно его забрать?

– Без боя я тебе его не отдам.

– Полли…

– Я знаю, что он твой брат! – закричала я. – Я все понимаю! Но запись тебе не отдам!

Мы вылетели на дорогу, и Уоррен резко повернул руль. Я завалилась на него.

– Если бы хотела сдать моего брата – уже бы отправила запись. Чего ты хочешь, Полли?

– Ты со своим братом разберешься сам. Он все равно не жилец, ты же понимаешь.

– Что ты хочешь за эту запись?

– Доступ к делу моих родителей, – ответила я.

– Хорошо.

Так просто? Четыре года мучилась, чтобы вот так просто получить доступ к их делу? В чем подвох?

– Легче не станет, Полли, – произнес он. – В деле твоих родителей ты не найдешь ответов на вопросы, которые тебя мучают.

– Покажешь дело – отдам запись, – отрезала я.

Уоррен резко свернул с дороги на другую проселочную дорогу, уходящую вглубь леса. Остановился, когда съезд исчез из зеркала заднего вида.

– Выходи.

Я вышла из машины и отошла от нее на несколько шагов. Уоррен достал свой голопорт и вошел в аккаунт бюро. Открыл дело и передал голопорт мне.

Я никогда не видела их фотографий с места преступления. Слезы на глаза навернулись сами собой. Это тяжело. Опознание тел проводил Алексей, а не я. Меня к ним не пустили. К ним на похороны никто из агентов конторы не пришел. Я понимала, что они не могут прийти и попрощаться. Нельзя разрушать легенду. Я вчитывалась в дело и понимала, что ничего нового не узнаю. Номера транзакций, записи переговоров, видео сделок. Моим родителям пришили «предательство», и в засекреченном деле не было ни одного упоминания о том, что агенты погибли в поле на задании.

– Я не понимаю, – произнесла я, глядя на Уоррена. – Они же участвовали в операции! Почему об этом ничего не сказано?!

– Потому что такие, как я, как твои родители, как десятки других агентов, погибших в поле, героями не становятся. За их именами скрываются другие имена, имена их связных, новых внедренных агентов, и пока программа, в которой они участвовали, не будет закрыта, они останутся предателями. А программа не закроется, пока основные Пастыри, сидящие наверху, не будут обличены.

– Программа «Жатва»? – произнесла я.

– Да. Программа «Жатва».

– Кто руководит программой? – спросила я.