Архангел

Суворин сидел на заднем сиденье машины рядом с Зинаидой Рапава. Сопровождающий из милиции находился рядом с шофером. Дверцы были заблокированы. «Волга» медленно плелась в потоке машин в южном направлении, в сторону Лыткарино.

Милиционер жаловался: им должны были дать другую машину — чтобы пробиться через этот затор, нужна мигалка на крыше и спецсигнал.

Кем он себя возомнил? — подумал Суворин. Президентом?

Под припухшими от недосыпа глазами Зинаиды обозначились синяки. На ее плечи поверх короткого платья был накинут плащ; колени она повернула в сторону дверцы, словно пытаясь оставить как можно больше пустого места между собой и Сувориным. Он подумал: догадывается ли она, куда они едут? Вряд ли. Казалось, она погрузилась в себя и едва ли понимает, что происходит вокруг.

Куда подевался Келсо? Что в этой тетради? Все те же два вопроса звучали снова и снова, сначала в ее квартире, затем на верхнем этаже главного офиса Службы внешней разведки — там, где заезжих западных журналистов принимал улыбающийся на американский манер офицер по связям с общественностью.

(Видите, джентльмены, насколько мы демократичны! Итак, чем мы можем быть вам полезны?) Кстати, ей не предложили ни кофе, ни сигарет, когда она выкурила свою последнюю. Напишите заявление, Зинаида. Мы рвем его и пишем заново, еще и еще раз, и так до девяти часов утра, когда Суворин решил наконец пустить в ход свой последний козырь.

Она упряма, под стать отцу.

В старые времена на Лубянке они действовали по системе конвейера: подозреваемого передавали друг другу три следователя, работавшие по восемь часов каждый. Через сутки с лишним без сна большинство людей готовы были подписать что угодно и оговорить кого угодно. Но Суворину не дали помощников, и в его распоряжении не имелось тридцати шести часов. Он заморгал, прогоняя резь в глазах, и понял, что выбился из сил не меньше, чем она.

Зазвонил сотовый телефон.

— Слушаю. Это был Нетто.

— Доброе утро, Виссарион. Что у тебя?

Кое-что, сказал Нетто. Первое: дом во Вспольном переулке. Он установил, что здание принадлежит небольшой компании московской недвижимости «Москпроп», которая пытается сдать его в аренду за пятнадцать тысяч долларов в месяц. Желающих пока не нашлось.

— За такую-то цену? Это неудивительно.

Второе: создается впечатление, будто в саду в последние дни что-то было выкопано. В одном месте на глубине около полутора метров почва рыхлая; кроме того, эксперты обнаружили в земле следы окиси железа. Что-то ржавело там на протяжении многих лет.

— Что-нибудь еще?

— Нет. О Мамонтове ни слуху, ни духу. Он словно испарился. Полковник нервничает. Спрашивал, как у вас дела.

— Ты сказал ему, где я?

— Нет, товарищ майор.

— Умница. — Суворин отключил телефон. Зинаида внимательно следила за ним.

— Знаете, что я подумал? — спросил Суворин. — Что незадолго до смерти ваш папочка вырыл из земли какой-то металлический ящик. И, полагаю, передал вам. А вы, конечно, отдали его Келсо.

Это была лишь гипотеза, но ему показалось, что в глазах ее что-то сверкнуло за мгновение до того, как она отвернулась.

— Вы же видите, в конце концов мы до всего докопаемся. И если потребуется, сделаем это без вашей помощи. Это займет больше времени, и только.

Он откинулся на спинку сиденья.

Тетрадь находится у Келсо. А там, где тетрадь, будет и Мамонтов. Если не сразу, то через какое-то время. Поэтому ответ на вопрос: где Келсо? — даст решение всех трех проблем.

Он посмотрел на Зинаиду. Глаза ее были закрыты.

Она знает — в этом нет сомнения.

Все возмутительно просто.

Но понимает ли Келсо, как близко от него Мамонтов и какая опасность ему грозит? Конечно, не понимает, куда ему! Он же европеец. Ему кажется, что он защищен неким иммунитетом.

А машина все тащилась в густом уличном потоке.

— Вот здесь, — сказал милиционер, ткнув толстым указательным пальцем в окно. — Справа.

Под дождем место выглядело мрачно — складское здание из унылого красного кирпича с маленькими окнами, забранными паутиной железных решеток. Над входом не было никакой вывески.

— Давайте подъедем сзади, — предложил Суворин. — Может, там стоянка.

Они повернули направо и еще раз направо и через открытые деревянные ворота въехали в поблескивающий от воды асфальтированный двор. В углу стояла старая зеленая машина «скорой» с закрашенными стеклами, рядом — большой черный фургон. Огромные ржавые бочки были наполнены белыми пластиковыми мешками, перетянутыми скотчем, с надписью красными буквами: «Хирургические отходы». Несколько мешков валялись на асфальте, по всей вероятности, разодранные собаками. Кровавые тряпки мокли под дождем.

Зинаида сидела теперь прямо, озираясь вокруг и пытаясь понять, где они находятся. Милиционер извлек свое массивное тело из машины и открыл снаружи дверцу. Рапава не шевельнулась. Суворину пришлось подойти, легонько взять ее за руку и вывести из машины.