Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 1

Теперь я перейду к вопросам, относящимся к положению народного эпоса в Поморье.

1) Былины в посещенной мною местности, Поморье, вымерев в городе Онеге, известны еще по деревням.

2) Сами певцы называют былины в Поморье старина́ми, а в верховьях р. Пинеги ста́ринами (с переносом ударения); но настоящее народное название былин знают только лучшие сказители и сказительницы, обычно же женщины называют их стихами наравне с духовными стихами.

3) Записанные здесь мною старины отличаются краткостью: размеры их колеблются от 27 до 223 стихов.

4) Наибольшей популярностью, если судить по моим записям, здесь пользуются старины-фабльё: «Князь, княгиня и старицы» (6 вариантов) и «Князь Дмитрий и его невеста Домна» (4 вар.), а из богатырских старин «Бой Ильи Муромца с сыном».

5) Кроме записанных мною старин, здесь есть такие, которых мне не удалось записать (о Садке, Хотене, Голубиной книге, Птицах и, по-видимому, Сватовстве на племяннице кн. Владимира).

6) Среди записанных мною здесь старин одна — совершенно новая, записанная одновременно со мною еще А. В. Марковым на Зимнем берегу. Это — «Вдова, ее дочь и сыновья корабельщики». Старина же «Туры» является раскольничьей обработкой начала старины о Василии Игнатьевиче.

7) Лиц, которые занимались бы специально пением старин, нет: старины поют крестьяне и крестьянки, не имеющие специального названия (я, по крайней мере, ни разу не слышал названия скази(а)тель, скази(а)тельница, ни других подобных).

8) Репертуар этих крестьян и крестьянок очень мал: обыкновенно каждый из них знает одну, две старины; и только раз я встретил знавшую более десятка (А. Коппалину); но зато в поморских деревнях много таких мелких знатоков. Это видно из того, что в д. Каменихе я записал 4 старины от 2 лиц (и мог бы записать больше, если бы, к сожалению, не подумал, что у моей сказительницы уже записывал г. Истомин)[60], в г. Онеге 1 старину от одной сказительницы, в д. Андозерах 1 историческую песню от одного лица, в д. Нюхче 5 старин от 5 лиц, а в д. Колежме 25 старин от 9 лиц, причем одна Авдотья Коппалина сообщила 12 старин. Кроме того, надо иметь в виду то, что часть сказителей не могла или не хотела петь старин, и то, что в поморских деревнях мужское население во время моей поездки по Поморью отсутствовало и поэтому истинные числа сказителей и сказительниц выше указанных мною.

9) Собранные мною старины записаны от 18-ти лиц: 14 женщин и 4 мужчин. Таким образом число сказительниц в 3 раза слишком превышает число сказителей.

10) На стороне женщин находится преобладание также и в числе пропетых старин: 4 сказителя пропели 4 старины, а 14 сказительниц остальные 32, причем одна из них пропела мне 12 старин, а раньше знала их еще больше.

11) Лица, певшие старины, были средних или преклонных лет.

12) Источниками, из коих пропевшие мне почерпнули свое знание старин, были родители, родные, односельчане и, быть может, также калики и скиты; но этот последний вопрос нуждается в бо́льшем исследовании[61]. Кроме того, один сказитель, а именно А. Аг. Поташов, говорил, что свою старину «Получение Ильей Муромцем силы, связь его с женщиной и бой с сыном» он выучил, слушая, как колежемский крестьянин Б. П. Золотовский, работавший вместе с ним, читал ее по книжке, будто бы притом печатной и написанной так, как он пел, т. е. мерными стихами. Другие крестьяне, узнавшие про Илью Муромца из книг, имели под руками книги со сказками об Илье; поэтому надо будет проверить утверждение Поташова, причем иметь в виду попытку его пропеть вслед за этой стариной о явлении Ильи Муромца переодетого каликою, к Идо́лищу[62].

13) На русский эпос в Поморье оказывают свое влияние сильные здесь еще раскольники. Здесь я записал старину «Туры», которая является раскольничьей переделкой начала старины о Василии Игнатьевиче: здесь видение малых туров объяснено в раскольничьем духе: Богородица не предвещает невзгоды над Киевом, а закапывает христианскую веру, пророча с уливанием, что не бывать этой вере на святой Руси. Здесь мы имеем дело, вероятно, с намеренным влиянием раскола. Но раскольники влияют не только на эпос, а и вообще на народную поэзию. В д. Нюхче от одной сказительницы я записал два стиха: стих «Поздо, поздо вечерамы...» и стих «Умоляла мать родная своё дитя...». Первый стих, по словам сказительницы, прислал в Поморье сосланный на Кавказ раскольник. Второй стих я еще списал в числе других стихов в д. Колежме при посещении раскольничьей кельи из бывшего там стиховодника. Кроме того, та сказительница, у которой я записал эти стихи, говорила, что бывала подолгу в раскольничьем Пертозерском скиту, где у нее есть родственница, что она там выучила эти стихи, что там им учат. По-видимому, раскольничьи стихи и переделка старины назначены для того, чтобы дать свою поэзию раскольникам вместо православной (духовных стихов некоторые здешние раскольники недолюбливают); вместе с тем они могут подготовлять православных к принятию раскольничьих воззрений.