Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 2

<...> Жители описанных местностей (не только мужчины, но и женщины) отличаются выносливостью: из с. Кулоя в с. Карьеполё, т. е. на расстояние 90 верст, взялись везти меня две жонки, которые часов за 10 перед тем привезли пассажира в Кулой из Карьеполя, т. е. проплыли 90 верст против течения, пихаясь шестами, и во время своего пребывания в Кулое не отдыхали, а помогали работать своим родственникам; в другой раз из Карьеполя в Долгую Щель на расстоянии 60 верст гребла одна девка в то время, когда отец ее правил; при этом при такой трудной работе бывали всего одна-две остановки; один долгощельский парень Захарко носит летом земскую почту из Долгой Щели в Койду через д. Нижу на расстояние 100 верст; сухопутной дороги летом здесь нет, и он ходит по берегу рек и моря во время отлива по трудно проходимым местам, переезжая на лодке через р. Кулой, терпя от дождей и ветров и отдыхая только во время ночевки в д. Ниже. Они не теряются ни в лесу ни на море: в лесу они умеют находить дорогу не только по компасу, но и по расположению древесных сучьев; на море они умеют пользоваться приливами и отливами, компасом и парусами, знают мели и убежища от бури. Они отличаются честностью, так что по р. Кулою, как и по р. Пинеге, вместо замков при дверях употребляются еще приставки, т. е. у дверей снаружи наискось ставятся палки, показывающие, что хозяев нет дома, но не запирающие дверей: по р. Мезени в этом отношении уже замечается поворот к худшему, и в употребление входят замки. В то же время они наивно грубы, вспыльчивы[20], недоверчиво относятся к тем явлениям, коих они не могут понять, и поэтому вместо предлагаемых объяснений стараются подыскать более, по их мнению, вероятные. Последнее объясняется узостью их кругозора и вообще малокультурностью. Еще и теперь не только по Кулою, но и по Мезени довольно часто встречаются по деревням курные избы[21]; самовары появились здесь уже на памяти теперешнего поколения: старики рассказывают, что лет 25 тому назад их было совсем мало, по одному, по два на всю деревню, да и то у тех, которые побывали в Петербурге. Не так давно было, по рассказам крестьян, время, когда употреблялись не обычные колеса, а гнутые из одного куска[22]. Видимо, здесь еще сильна вера в силу знахарства с его наговорами; по крайней мере, один из моих сказителей Е. Садков в с. Карьеполе ходил с таинственностью лечить одну старуху в бане, по приглашению ее мужа, другого моего сказителя В. Пупцева; а в д. Сояне тот же Е. Садков сам надоумливал при мне недомогавшую женщину, что ей не мешало бы поговорить[23]). Шествие молодых из церкви и прибытие их в свою деревню сопровождается летом усердными ружейными выстрелами, хотя смысл их, может быть, уже и утратился.

О степени грамотности крестьян я не имею достаточных данных и знаю только, что по течению р. Кулоя есть 3 училища (в Кулое и Карьеполе — церковноприходские, а в Долгой Щели — министерское), по течению Мезени от устья до Нисогор 5 училищ (в г. Мезени, сс. Лампожне, Дорогой Горе, Кузьмине Городке — теперь Печище, Юроме) и одно по р. Пезе (в с. Быченском).

Медицинская помощь здесь мало доступна населению: (Врачи находятся только в г. Пинеге, г. Мезени и с. Усть-Вашке). По некоторым волостям есть фельдшера, но так в их ведении большие округа, иногда на сотни верст, а денег на разъезды им дают очень мало (всего несколько рублей в год), то они могут приносить пользу, главным образом, только у себя в своей деревне, и при эпидемиях бессильны (например, тиф в д. Жерди). Вознаграждение фельдшеров очень малое по здешнему месту, всего 14—17 рублей в месяц, а между тем простые крестьяне могут здесь заработать по 1 рублю в день; поэтому фельдшера здесь не очень довольны своим положением.