Архангелы и Ко

Короче (как сказал бы неголубой Фурункул), второй раз мысли про «сесть» и про все сопутствующее посетили Матвея, когда он дохромал наконец до озерного берега. Дохромал он туда, кстати сказать, уже в сопровождении впечатляющего количества некрупных исполнительных механизмов. Механизмы эти передвигались самыми разнообразными способами и выглядели тоже очень по-разному. Общим для них для всех было одно: наличие какой-нибудь несмертоубойной стрелялки (от бесконтактного хальтера до широколучевого парализатора) и оперативность, с коею вся эта артиллерия нацеливалась на господина бухгалтера при каждом его случайном шажке в сторону от генерального направления.

Озеро за в общем-то очень недолгое молчановское отсутствие изменилось разительно. То есть само озеро оставалось прежним: моча мочой. Но на поверхности оного неаппетитного водо(или-че-го-там-еще?)ема колыхалось теперь скопление гигантских пузырей идиотски кричащей расцветки — поплавковая окантовка устья аварийного трап-тоннеля. От пузырей этих тянулся к берегу гравиленточный транспортер, засечь который по вторичным энергопроявлениям было бы простого проще не только с любой байсаноцентрической орбиты, а даже, наверное, и с орбиты центрической не байсано-.

А возле напочвенной приемной площадки транспортера имела место огромная фигура в экспедиционном комбинезоне, в пучеглазой шлем-маске и с… нет, винтовку фигура успела заменить на парализатор.

— Тут это, — сообщила фигура подхромавшему Рашну, — тут, понимаешь, того. Так что ты уж лучше не этого.

Голос у фигуры был Крэнговым, а еще таким голосом могла бы (если б умела) заговорить собака. Собака, которая сперла у хозяина и слопала натуральный беф а'ля бритт (иными словами, сотни три наличняком) и теперь осознает, раскаивается и готова немедленно возвратить все, что ей под силу, — только опасается подобным возвратом еще больше усугубить.

— Хоть бы «скакуна» догадались выслать навстречу усталому человеку, — злобно пробурчал Матвей, взбираясь на транспортерный приемник. — Вместе со всей этой сворой конвойных механоублюдков… А еще лучше — не вместе, а вместо. Вы что, опасались, что я сбегу? Куда?! Просить у всадников политического убежища? В котле?

Дикки-бой не ответил. И не поинтересовался хоть чем-нибудь из напрашивающегося. Куда, мол, ходил, где оружие посеял, зачем хромаешь и не надо ли, мол, помощи — ничего такого старый дружище Крэнг у старого друга своего Матвея не спрашивал. Дружище Крэнг вообще больше не издал ни единого членораздельного звука — только сопел да вздыхал горестно. Вот так, сопя и вздыхая, он проследовал по молчановским пятам на корабль, ждал, пока Матвей прямо в шлюз-отсеке выбарахтывался из комбинезона (сам Дикки-бой разоблачаться не стал, а только маску сдернул с лица — не без видимой душевной борьбы: очень уж под ней, маской, удобно было прятать глаза)…

Потом Матвей, тиская под мышкой отстегнутый от комбинезона ноуткомп, в одних подштанниках шлепал-хромал по бесконечному и безлюдному коридору, а друг Дик громыхал подошвами следом и, громыхаючи, продолжал тяжко вздыхать, но Молчанов, не оглядываясь даже, всю дорогу чувствовал, что волновод парализатора направлен точнехонько на его, молчановский, персональный затылок…

Когда бухгалтер Рашн, дохромав наконец, протянул трясущийся палец к замочному сенсору своей каюты, Крэнг расслабленно (знаем мы такую расслабленность, во всех ракурсах знаем!) привалился к коридорной стене. Всем своим видом он показывал, что очень ему, Крэнгу, тяжко (в переносном смысле) и неудобно (в обоих смыслах), но торчать он тут намерен долго. До особого невесть чьего распоряжения.

Впрочем, до чьего именно распоряжения Дикки намерен подпирать стену близ молчановской обители, выяснилось в следующий же миг.

Внутри упомянутой обители обнаружился афгано-немец Клаус Кадыр-оглы. Капитан «Каракала» спокойненько сидел на Матвеевой койке и копался в Матвеевом… точней, в экспедиционно-бухгалтерском компе.

Молчанов как вошел, так и стал у комингса — только люк за собой прихлопнул да ноут выронил на пол (не от неожиданности, а просто надоело держать).

Некоторое время хозяин каюты молча рассматривал незваного визитера, а визитер держался поведенческого штампа под наименованием: «А че, разве происходит че-нибудь этакое?» Визитер даже не обернулся на скрип открывшегося-закрывшегося люка. Визитер тыкал в контактор, глядел в видеопространство и время от времени поборматывал рассеянно, как бы про себя: «Что-то здесь у них… Что-что? А, нет, цум тойфель… А это вообще, как говорится, вилами по воде…» Тут он, наконец, соизволил обернуться к вошедшему и спросил безмятежно:

— Ты случайно не знаешь, что такое «вилы»?

Матвей молчал.

Клаус шевельнул носом, потом еще раз шевельнул носом… И сообщил:

— Я, когда возвратился, первым делом — под душ. Не собираешься? А то, понимаешь, пахнет от тебя…

Молчанов продолжал оправдывать свою доподлинную фамилию.

Вот тогда-то Кадыр-оглы пожал плечами и, возвратившись к созерцанию комповского видеопространства, то ли спросил, то ли предостерег насчет «сесть».